Да да да да любовь любовь

28.06.2015 в 23:16

Пишет  Полосатый Фредерик:

РЕВУ. КАК. БЕЛУГА.

СУКА ЭТО ТАК ОХУИТЕЛЬНО Я НЕ МОГУ ПРОСТО Я РЕВУ РАЗМАЗЫВАЮ СВОИ ПЕЧАЛЬНЫЕ СЛЁЗКИ ГЕЯ КОГДА УЖЕ ВЫЙДЕТ ЭТОТ ФИЛЬМ ОХУЕННЕЕ ТРЕЙЛЕРОВ МОЖЕТ БЫТЬ ТОЛЬКО САМ ФИЛЬМ ШИЗОФРЕНИЯ ПЛОХАЯ ДИКЦИЯ РОННИ ЗАШКАЛИВАЮЩАЯ СЕКСУАЛЬНОСТЬ РЕДЖИ БЕЗУМНЫЙ СМЕХ ТЕДДИ
АЙ ПРЕФЕР БОЙЗ

СУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУКАААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА

---

24.06.2015 в 16:58

Пишет  Полосатый Фредерик:

ЭТО ДОЛЖНО БЫТЬ У МЕНЯ!!!!!

19.06.2015 в 10:18

Пишет  Лёля - [Каору]:

это потрясающе, ребят

---

30.05.2015 в 06:27

Пишет  MandoDiao:

29.05.2015 в 23:04

Пишет  undel:

Боль и кровь
Вместо поста с нытьем.

Автор: Undel
Жанр: кукольная драма

Боль и кровь
Подслушано в шкафу

Москва. Обувной шкаф. Очередное собрание тайного ордена «Боль и Кровь».
На стене портрет красных туфель. На трибуне в перекрещивающихся лучах прожекторов Серебряные босоножки. Они и ведут собрание. Внизу остальная летняя обувь.
Звучит гимн ордена «Нас не разносишь!»

Серебряные босоножки (девиз «Услышь свой стон»):
- Объявляю собрание открытым. По сложившейся традиции почтим память основателей ордена, чей клич «Боль и кровь» стал нашим общим девизом. Королевская пара. Красные туфли. Они вечно в наших сердцах. Вслед за ними мы все стремимся к тому, чтобы она поняла – летнюю обувь надо носить в руках, а еще лучше – в коробке. Потому что человек для обуви, а не обувь для человека.
Все:
- Ура-ура! Боль и кровь! Боль и кровь!
Серебряные босоножки:
- Сегодня мы собрались, чтобы рассмотреть нового кандидата в наш тайный орден - Спортивные тапочки.
Жидкие хлопки, приглушенное «бу».
Черные туфли (девиз «Спадая – жмем»):
- Тапочки? Вы это сейчас серьезно?
Серебряные босоножки, пожимая перемычкой:
- Рекомендация действующего члена ордена. Обязаны рассмотреть.
- А кто рекомендовал?
- Балетки.
Черные туфли, положив каблук на каблук:
- Ну, разумеется. Прошу слова. Хочу оспорить выдвижение кандидата. Спортивные тапочки? До чего мы так дойдем? При всем моем уважении, балетки и так были большой уступкой. Давайте введем квоту на обувь без каблуков: не больше одной пары. Боль и кровь, господа!
Все:
- Боль и кровь, боль и кровь!
Серебряные босоножки:
- К порядку! Мы не обсуждаем балетки, они полноправный член ордена. В свое время все с этим согласились. Слово балеткам. Прошу.
Балетки (девиз «Вопреки твоим надеждам»):
- Мы, обувь без каблука, прошли сложный путь, чтобы заслужить доверие ордена. Нас долго не принимали, считая, что мы конструктивно не способны причинять мучения. Но мы доказали не словом, а делом, что имеем право быть здесь.
Серебряные босоножки (явно в пику черным туфлям):
- Да, это была новаторская школа давления на сухожилие. Балетки, браво. Боль и кровь!
Все:
- Боль и кровь! Боль и кровь!
Балетки:
- И сейчас как полноправный член ордена мы просим не о протекции, нет, а лишь о непредвзятости. Судите нашего соискателя не по названию и виду, а по делам и перспективам.
Черные туфли надменно молчат. Некоторые другие пары из солидарности отворачиваются.
Серебряные босоножки:
- Мой долг напомнить об ответственности соискателя перед орденом, чтобы не повторилась история с белыми сабо. Мы давали им шанс, но они ни разу не натерли. Нам пришлось от них избавиться, даже она не знает, что с ними стало. А мы знаем.
Спортивные тапочки (они еще в тени, поэтому толком их не видно):
- А что?
Серебряные босоножки:
- Скажем так: они просто пропали. Звучит как угроза? Потому что это и есть угроза. Следующие сабо, конечно, стали натирать. Ну, сколько смогли…
Следующие сабо (девиз «Вам пластырь!»):
- Мы стараемся!
Серебряные босоножки:
- Мы ценим. …Поэтому если кандидат не уверен в своих силах и чистоте намерений, еще не поздно отказаться. Кандидат уверен?
Спортивные тапочки:
- Полностью.
Золотые босоножки (девиз «Наши ножи внутри»):
- А это смело.
Черные туфли:
- Тише-тише, потом вместе посмеемся.
Коралловые туфли (девиз «Мы не ходим»):
- Расскажите о себе.
Спортивные тапочки взбираются на трибуну. Выглядят, прямо скажем, комфортно.
Приглушенные «бу» становятся громче, даже раздается свист. Черные туфли злорадно сверкают набойками.
Спортивные тапочки:
- Мы спортивная городская обувь.
Коралловые туфли:
- Звучит как покаяние. К делу: вы трете?
Спортивные тапочки:
- Нам нечем.
Черные туфли переглядываются с коралловыми.
Балетки, переживая за своего кандидата:
- Надавливать надо. Дави. Дави ее!
Спортивные тапочки:
- И надавить нечем.
Лоферы на каблуке (девиз «Неудобные, несгибаемые, неразнашиваемые»):
- Может, вы внезапно начинаете болтаться на ноге? Неплохой прием, не так ли, господа?
Все, одобрительно:
- Боль и кровь, боль и кровь.
Спортивные тапочки:
- Да нет, сидим как влитые.
Лаковые лодочки (девиз «Ад близко»):
- Нет, здесь явно какая-то интрига. Господа, версия! Все дело в материале, верно? Взять хотя бы лак. При примерке все хорошо, но стоит выйти и… Боль и кровь.
Все, одобрительно:
- Боль и кровь, боль и кровь.
Спортивные тапочки:
- Наш материал дышащий и легкий.
Черные туфли:
- Может, сразу к голосованию?
Коралловые туфли:
- А может, сразу к казни?
Серебряные босоножки:
- Подождите, господа. Кандидату еще есть, что сказать. Кандидат, вам ведь есть что сказать?
Спортивные тапочки:
- Разумеется. Но прежде хотелось бы поговорить о вас. Кто вы? Каковы ваши перспективы?
Шум в зале.
Серебряные босоножки:
- К порядку! Тапочки, вы в своем уме?
Балетки:
- Мы снимаем рекомендацию и отзываем кандидата. Тапочки, бегите!
Золотые босоножки, перегораживая выход:
- Поздно.
Черные туфли:
- Да ладно, пусть поговорят. У нас до самосуда и коктейль-пати еще куча времени. Говорите, тапочки, говорите.
Спортивные тапочки, пристально оглядывая собравшихся:
- Итак, ваш девиз «Боль и кровь».
Зал отзывается «Боль и кровь». Не для того, чтобы поддержать оратора, а просто по привычке отзываться.
Спортивные тапочки:
- Так вот, он устарел, ваш девиз. Вы давно не получали ее крови. Когда она надевает вас, то знает, чего ждать, она предупреждена и вооружена, а вы бессильны. Полоска пластыря, наклеенная заранее – и вы не можете ее укусить. А даже если вы натерли – снял вас и забыл.
Золотые босоножки, протирая ремешком орден русалочки первой степени.
- Забыл? Ха! Дорогой будущий покойник, от вас еще никто не рыдал в туалете ресторана. Никто не считал шаги и не приходил в ужас от одной мысли, что еще придется возвращаться домой. Потому что мы ошкурили не только пальцы и пятки, но даже ступни! Она не могла ходить в нас, она не могла ходить после нас, она никогда этого не забудет! Боль и кровь! Боль и кровь!
Все:
- Боль и кровь! Боль и кровь!
Общество ликует. Черные и коралловые туфли под шумок пытаются задушить балетки. Тапочки сохраняют спокойствие.
Спортивные тапочки:
- Позвольте предположить, это был ее первый и последний вояж вместе с вами?
Золотые босоножки, довольно:
- Она не осмелилась.
Спортивные тапочки:
- Мозоли сошли, раны зажили…
Золотые босоножки:
- На что вы намекаете?
Спортивные тапочки:
- На то, что вы подошли к пределу. Вам больше нечем ее удивить. Вы по-прежнему можете досаждать ей, но способны ли разрушить ее надежды? Нет. А мы можем. Мы самое удобное, что она могла вообразить, ей было даже плевать, как мы выглядим. Она вспоминала времена Первой Обуви, когда она просто ходила и не думала о том, что у нее на ногах. Она решила вернуться к тем временам. Не привыкать, не терпеть, не разнашивать, а просто купить и пойти.
Обувь, наперебой:
- Нет, она не посмеет!
- Мы не так ее воспитали!
- Это богохульство!
- Еще в 13 лет она грехопала с каблуками и с тех пор она наша. Наша!
- Боль и кровь!
- Боль и кровь!!!
Обувь беснуется и выкрикивает девизы, в том числе малоизвестные. Такие, как «Ни шагу вперед», «Тальк не поможет», «Иди босой», «В нас только сидеть», «Обе левые», «Натрем!» и «Ноги помнят».
Спортивные тапочки, громовым голосом перекрикивая толпу:
- Она взбунтовалась! И ее бунт мы. Мы вместе уже три дня. Ей так комфортно, так мягко наступать, ей кажется, что она нашла решение, и она все еще не может понять, почему ноги вдруг стали как чужие? Почему ломит во всем теле, почему болит поясница, почему не сгибается большой палец правой ноги? Почему? Да потому что мы это можем! Суставы! Кости! Вены! Мышцы! Их не посыплешь тальком, не обклеишь пластырем! Дотянись до ее позвоночника, сделай что-нибудь с коленом, видишь, как она смешно загребает ногами при ходьбе, пользуйся этим! Пусть с одной ее ногой будет полный порядок, а в другой болит все, от бедра до мизинца! Пусть судороги пробегают по мышцам! Пусть ей кажется, что она неудобно спала и неловко сидела! Пусть обвиняет подушку, матрас, Ктулху и положение планеты Уран, а мы будем с ней и на ней! Мы можем мучить ее каждый день по-новому, а она пусть верит, что мы самая удобная обувь! Кровь, говорили вы? Боль, отвечаем мы. Боль и боль. Боль ночью и днем! Боль, которая не пройдет утром! Боль в неожиданных местах тела! Боль и боль!
Обувь внимает, затаив дыхание. Даже черные и коралловые туфли прекращают душить балетки.
Спортивные тапочки:
- Конечно, она догадается. Но куда она денется с этим знанием? Что найдет удобнее нас? Мы горизонт, мы дно, мы городская спортивная обувь. Она думала, что мы выход, а мы - вход! Вход в новое царство боли. И вы можете разделить это царство с нами. Измученная, она будет возвращаться к вам, и вы вновь станете ей жать, тереть, сбивать и делать все, что умеете. От нас к вам, от вас к нам. Круг страданий замкнется. Боль и боль! Боль и боль! БОООЛЬ!
Всех охватывает экстаз. Портрет красных туфель падает. Спортивные тапочки начинают сиять, все ярче и ярче. Шнурки разлетаются в стороны, как крылья, на них алым вспыхивает благородный девиз «Боль и боль». Спортивные тапочки возносятся вверх.
- Пророчество!
- Король вернулся!
Спортивные тапочки:
- Мы власть! Мы безысходность! Мы боль и боль!

---

05.03.2015 в 17:39

Пишет  Полосатый Фредерик:

боже, ну просто перфекшн!

05.03.2015 в 15:22

Пишет  Tish Addams:

How to be a Kingsman
Уроки хороших манер для джентльменов и не только. По-моему, весьма полезные, если вы понимаете, о чем я.

+3

От sherlocup2011 ссылка на эти же ролики с русской озвучкой, спасибо еще раз!

---

02.01.2015 в 21:06

Пишет  YumiKoboyashy:

Локи от LaElizO.

Кликабельно.

И от horns-of-mischief

---

23.12.2014 в 11:55

Пишет  MandoDiao:

Иранская женщина до Исламской революции. Иран, 1960 г.

---

04.06.2014 в 16:12

Пишет  Скотленд-Ярд:

БИ-4, свободное задание: «Непредсказуемые знакомства», перевод, Шерлок ВВС, МХ/ГЛ
Название: Непредсказуемые знакомства
Оригинал: Unlikely Connections We Make
Автор: Linpatootie
Переводчик:  Хрис
Беты:  Тиша.,  Nitocrisss,  Staisy_,  Amnezyna,  Ural Lynx
Разрешение на перевод: получено
Тип: слэш
Жанр: романс, херт/комфорт
Пейринг: Майкрофт Холмс/Грегори Лестрейд
Рейтинг: NC-17
Размер: макси (32 000 слов в оригинале)
Дисклеймер: Facta Non Verba
Саммари: Жизнь Грега пошла псу под хвост. И из всего впечатляющего разнообразия очень неудачных способов улучшить ситуацию он выбирает флирт с Майкрофтом Холмсом.
Предупреждение: классический майстрад
Примечание: фик переведен для «Большой Игры-4 по Шерлоку Холмсу»
Задание: свободное задание, экранизация «Шерлок» ВВС
Скачать текст с АО3 можно по ссылке

"Непредсказуемые знакомства"

Глава 1. Ад — это синий диван в Хорнси

Когда Грег Лестрейд впервые встречает Майкрофта Холмса, на него накатывает неприятное ощущение, что его разыгрывают. Только пару дней назад он познакомился с младшим Холмсом, тощим, обдолбанным недоразумением, остро нуждающимся в стрижке, которое выпалило все детали убийства на одном дыхании и с таким рвением, что Грег даже забыл арестовать его по подозрению в убийстве. И вот откуда ни возьмись появляется второй, весь из себя, одетый в дорогой костюм, и не может быть, просто не может быть, что придурковатый мелкий нарик, который начал увиваться вокруг Грега, в самом деле его брат.

Позже Шерлок подтверждает, что на самом деле так оно и есть, и Грег запоминает, что, когда дело касается Холмсов, всегда стоит ожидать сюрпризов.

Майкрофт выглядит иначе. Он, например, крупнее и говорит с неким тоскливым неудовольствием. Он держится гордо, но все же у него есть узнаваемый для Грега крошечный намек на осторожность, словно он ждет, что кто-нибудь может двинуть ему по носу в любой момент. Грег иногда встречает это у свидетелей, сломленных людей, которые привыкли к побоям. И поэтому странно и неуместно видеть такое в этом высоком, статном, хорошо сложенном человеке, который появляется промозглым утром перед Ярдом. Грег понимает причину, он видел отметины на руках младшего Холмса и думает, что при таком раскладе любой старший брат будет выглядеть обеспокоенным.

Но несмотря на это... Несмотря на это, харизма у него чуть не из ушей льется, и Грег думает, что Майкрофт самый симпатичный мужчина, которого он встречал. Вечером он говорит об этом Джанет, когда они лежат в постели, и описывает, каким совершенно нереальным был его день со всеми этими кретинами из частных школ, которые появляются из ниоткуда, словно элитные чертики из коробочки, и как он пропустил мимо ушей почти все, о чем говорил Майкрофт, потому что отвлекался на то, какой же тот и правда сексуальный. Джанет начинает хихикать, закрыв лицо руками. Они всегда обсуждают такие вещи, и он никогда не скрывал свою ориентацию, а Джанет никогда не делала из этого проблему. Она знала, что он ей до неприличия верен: он мог наслаждаться разглядыванием витрин, но всегда ел свой ужин дома, и так во всем. Теперь, оглядываясь назад, он на самом деле ненавидит ее за это, за то, что так слепо доверяла ему, а затем так ужасно его сломала. Это было еще до того учителя по физкультуре, хотя позже он узнал, что сперва был детский психиатр, и гребаный бухгалтер, и даже временно безработный водитель автобуса, которому вообще не было оправданий. Он старается не думать об этом слишком много — о том, что вся его жизнь обернулась чередой фальшивых улыбок и откровенной лжи.

Меж тем Майкрофт начинает неожиданно и регулярно появляться в его жизни в следующие несколько лет. Как только Майкрофт убедился, что Грег не представляет для брата никакой опасности, то, кажется, решил, что странным образом обрел в Греге вынужденного сообщника, и его присутствие стало повсеместным: всегда неподалеку маячили черные машины, камеры наблюдения следили за Грегом, пока он осматривал места преступлений, и на постоянной основе — обезличенные звонки в любое время дня. Иногда Майкрофт появлялся в его офисе или за ограждающей лентой на месте преступления, защищая себя от тоскливого лондонского дождя черным зонтом. Однажды он даже явился на празднование семьдесят пятого дня рождения матери Грега, чтобы с ним переговорить, и стоял до смешного неуместный в коридоре центра для престарелых в Бриджуотере. Это было несколько ненормально даже для Майкрофта (хотя случай, требующий срочного разговора, был особый, потому что Шерлок чуть не отравился, пытаясь выяснить точное сочетание компонентов, которые использовал серийный отравитель из Флитвика).

Многое изменилось за пять лет. Грега повысили до инспектора. Шерлок Холмс завязал с кокаином и нашел себе блогера. Майкрофт Холмс потерял по меньшей мере три стоуна и значительную часть волос (хотя даже пять лет спустя Грег так и не смог выяснить, чем, черт возьми, он вообще занимается). Ах да, и ко всему прочему его дочь сделала пирсинг в носу и решила, что она всех ненавидит, а сам он узнал, что его жена трахается со всеми, кто подвернется под руку. И когда его гнев достигает своего предела, он уходит из дома и переезжает в маленькую шумную квартиру над магазином в Хорнси.

Грег не знает, когда его жизнь пошла кувырком. Но вот ему сорок восемь лет, он сидит в одиночестве едва обставленной квартиры и чувствует себя несчастным. Он задается вопросом, наступил ли это кризис среднего возраста при полном отсутствии новых горизонтов. Грег всегда ожидал, что это будет несколько более захватывающе на самом-то деле, вроде как когда ему был двадцать один год, и он сделал татуировку на плече и проколол ухо, а весь этот мир, казалось, принадлежит ему. То, что происходит сейчас, просто удручает. Он стареет, седеет и расплывается, и единственным светлым пятном в его жизни оказывается момент, когда его телефон звонит и на экране появляется это восхитительное «номер скрыт».

Грег понимает, что влип, когда приходит к этому заключению. Он сидит в своем офисе, стряхивая сахарную пудру с рубашки, когда звонит телефон, и его сердце ускоряет темп. С восторженной улыбкой он достает телефон и замирает, когда осознает, что, черт возьми, он делает. В течение трех звонков он смотрит на телефон в вытянутой руке. Телефон замолкает. И меньше чем через пять секунд начинает названивать его стационарный телефон в углу стола, и он хватает трубку.

— Да.. Лес.. Дет... Что? — наконец говорит он, сердце стучит где-то в горле.

— Верно, — на том конце линии медленно произносит Майкрофт. — И вам доброго утра, инспектор.

Грег чувствует, как жар приливает к его лицу, и очень благодарен тому, что сейчас находится в офисе один.

— Ага. Точно. Прошу прощения, я был... Чем я могу помочь, Майкрофт?

— Мой брат создает некоторые проблемы в Дартмуре. В данный момент я немного занят, неотложные дела, Боливия, сами знаете, как это бывает... Я был бы рад, если бы вы могли приглядеть за ним, если это возможно.

Грег должен сказать «нет». Он только что вернулся из Испании, проведя две недели в пыльном отеле, пытаясь развеяться (безуспешно на самом деле), и начальство просто выпотрошит его, если он сейчас сорвется в гребаный Дартмур.

— Ладно, — соглашается он.

~~~

«Я не всегда делаю то, что говорит мне твой брат». Ага, конечно, аж сам себя убедил…

~~~

— Эммы нет дома, она с друзьями в кино.

Он потирает лоб и вздыхает.

— Я не разговаривал с ней уже две недели, Джанет.

— Но ее нет, Грег, что я, по-твоему, должна сделать?

Эмма винит в разводе его. Она не знает, что ее мать ему изменяла, и Грег не хочет ей говорить, потому что какой смысл в том, чтобы девочка ненавидела еще и собственную мать?

— Передай, что я звонил, ладно?

Джанет обещает, что передаст, но он знает, что она этого не сделает. Грег ложится на свой дурацкий синий диван и пялится в потолок. Грег искренне ненавидит этот диван. Он маленький, так что на нем толком не вытянешься и не распластаешься, как Грег любит, и он того же цвета, какой приобретает экран его компьютера, когда Грег в очередной раз сделает какую-нибудь ерунду. И кроме всего этого, его просто раздражает эта квартира. Небольшая спальня вся завалена коробками с вещами, которые он не может заставить себя распаковать, просто потому что совсем не хочет видеть здесь свои вещи, те немногие личные вещи, которые он решил забрать собой.

На самом деле, если уж на то пошло, он даже не хочет видеть здесь себя. Он смотрит на экран телефона — 21:35. У него остались какие-то неразобранные бумаги на столе в офисе, не очень важные в данный момент, но рано или поздно ими придется заняться.

Здесь все равно нечего делать, кроме как смотреть телевизор и в одиночестве пить. Он поднимается с синего чудовища и идет искать ботинки.

~~~

Майкрофт Холмс носит обручальное кольцо не на той руке. Грег не знает, что это значит. Он спрашивает Шерлока, женат ли его брат, но тот только смеется в этой своей саркастичной вы-все-недоумки манере, из-за чего Грег хочет его поколотить.

Позже Джон, пожимая плечами и вздергивая брови, говорит, что абсолютно уверен, что Майкрофт не женат, и спрашивает, почему Грег интересуется, и Грег бормочет что-то про любопытство и загадочных Холмсов, и Джон на это, кажется, покупается.

~~~

Грег решает приготовить себе ужин. Он еще ни разу за все девять недель, что живет в этой квартире, не готовил. Как-то перебивался едой на вынос, перекусами в пабе, сэндвичами на заправках, и он решает приготовить... может быть, пасту. Что-то такое. Да что угодно.

Он перерывает три коробки в поисках кастрюли, но так и не находит. Он так громко ругает все подряд в этом мире, что его соседи начинают стучать в стену. Затем он выбирается в город, чтобы найти ближайший ресторан с индийской кухней и берет на вынос карри. Он ест в одиночестве, сидя на этом уродливом диване, и смотрит Истэндеров.

Он пытается позвонить Эмме, но после того, как его три раза переключает на голосовую почту, бросает это занятие. Позже вечером он засыпает на этом гребаном мебельном смурфе, обложившись несколькими папками с делами, которые взял домой, и просыпается чуть позже пяти с ужаснейшей болью в шее.

~~~

Джон рассказывает, как его похищал Майкрофт. Грег не понимает. Майкрофт никогда не похищал его самого, не привозил в таинственные места. Майкрофт просто появляется сам по себе, где бы ни был Грег, и Грег не понимает, чем он так отличается от Джона.

Майкрофт стоит перед его столом в красивом костюме, который, вероятно, стоит в три раза больше, чем весь гардероб Грега, не менее дорогое пальто перекинуто через его руку, в которой он держит зонт. Майкрофт говорит о тройном убийстве, висяке, который каким-то образом раскопал Шерлок (Грег даже не уверен на сто процентов, что этот хитрый ублюдок не вламывается по ночам в Ярд, чтобы покопаться в их файлах), но Грег слушает не так внимательно, как следовало бы. Оказывается, Майкрофту не очень приятно, что Шерлок раскопал именно это дело. Грег совершенно не представляет почему. Все это так безнадежно.

— ...так что я был бы признателен за любую попытку отвлечь его от этого дела, если вы будете так любезны, инспектор.

Этот костюм ему велик, понимает Грег. В плечах, в груди, самую каплю великоват. Это не старый костюм, не выглядит старым, так что это не тот случай, когда спустя какое-то время костюм уже не сидит так, как надо. Значит, костюм был приобретен до того, как он похудел. Майкрофт не тот человек, который будет покупать себе костюм на размер побольше на всякий случай, а затем все равно его носить. И Грег задумывается: может быть, Майкрофт считает себя толще, чем есть, как будто это возможно, чтобы человек с мозгами, огромными, как чертова луна, может не знать, какой именно размер он носит.

Это увлекательно, хотя о чем он, черт побери, думает, он же не чертов Шерлок Холмс, надо перестать анализировать такую ерунду о людях.

— Инспектор? Я был бы признателен, если бы вы слушали то, что я говорю.

— А, что? Извините. Да, убийства в Сандс-Энд. Слушайте, вы же понимаете, если его заинтересовало дело, я не смогу ему помешать возиться с ним, пока он его не раскроет.

Майкрофт изображает на лице нечто, что у кого-нибудь другого выглядело бы, наверное, как саркастичная улыбочка. Но на лице Майкрофта она выглядит как ужасающе вежливая смертельная угроза.

— Вы полицейский. Уверен, вы можете с этим справиться.

— Почему нельзя просто позволить Шерлоку его раскрыть? Зато не болтается по улицам.

— Об этом вам беспокоиться не следует, инспектор. Я буду признателен за любую помощь в этом вопросе.

Он всегда признателен за все. Это не вежливость, это очевидный приказ, замаскированный под просьбу.

И Грег бы солгал, если бы сказал, что это его хотя бы слегка не заводит.

Майкрофт вздергивает бровь и наклоняет голову, а затем поворачивается к двери. Он такой чертовски высокий, такая длинная худая черта от макушки до пят. А, к черту все!

— Не хотите как-нибудь выпить? — выпаливает он.

Майкрофт замирает и слегка оборачивается и, о да, на мгновение выглядит искренне удивленным. Ну, это заставляет Грега почувствовать себя немного лучше. Даже Холмса можно застать врасплох, и, ура, все-таки он не чертов робот, собранный на секретном заводе в Эссексе.

— Прошу прощения? — говорит Майкрофт.

— Не хотели бы как-нибудь выпить. Со мной. — Грег отодвигает кресло и встает из-за стола, охваченный странным всплеском уверенности, и пытаясь выглядеть, ну, привлекательным. Не слишком-то сработало, как он понимает. Майкрофт смотрит на него с легким намеком на неприязнь, словно на какого-то немытого музыканта в подземке.

— Только вы и я, никакого окружения, никаких жутких черных машин. Просто два парня в пабе. Ну же, — говорит Грег, улыбаясь Майкрофту той слегка кривоватой улыбкой, про которую Джанет говорила, что она придает ему неотразимо дерзкий вид.

Майкрофт на это всего лишь морщит нос.

— Что, скажите на милость, говорит о том, что я люблю ходить в паб?

— Тогда куда-нибудь еще, мне, в общем, все равно.

О, ну давай же, думает он. Пожалуйста. Я прошу только об одном разе, Вселенная, об одной попытке, одном вечере, одном разговоре с этим восхитительным мужчиной, который не будет касаться чертового Шерлока гребаного Холмса.

Майкрофт смотрит на него долго и спокойно. Грег чувствует, как разочарование начинает подтачивать его самоуверенность, и первый намек на отказ бьет по уязвимым местам его эго.

— Почему вы это предлагаете? — сузив глаза, наконец спрашивает Майкрофт.

Грег обдумывает ответ. Потому что это было бы неплохо. Потому что ты великолепный. Потому что я, кажется, сошел с ума, и приглашать на свидание человека, который, наверное, управляет половиной мира, является отличным вариантом самоуничтожения.

— Потому что мне очень одиноко, — наконец признает он, и его честность обжигает ему горло. — И я подумал... может быть, вам тоже одиноко. И вы захотите выпить.

Майкрофт выпрямляется и неожиданно выглядит очень неприступным.

— Оставьте это, инспектор. Найдите кого-то еще, кто поможет вам справиться с вашим... одиночеством.

И он выходит за дверь. Грег смотрит, как он обходит столы и ничего не подозревающих сотрудников и исчезает.

Ну ладно. Единственно, что могло бы быть хуже, это если бы зонт оказался замаскированным мечом и Майкрофт просто срубил ему голову.

~~~

Грег идет на свидание вслепую с крошкой по имени Джинни. Организовал все это Харви, один из его приятелей, с которым они гоняют в футбол, и Грег пошел просто для того, чтобы заняться хоть чем-то, что не имеет ничего общего с работой или его дрянной квартирой. Она в разводе, как и он, у нее есть пятнадцатилетний ребенок, как и у него, и она немного отчаянно пытается его очаровать, убеждая, что она на десять лет моложе, чем есть на самом деле. В итоге Грег все равно с ней спит, в ее доме, в ее спальне, с ее старыми свадебными фотографиями в рамках на прикроватном столике. Он уходит сразу после восхода, моется в своей маленькой ванной и забывает ее фамилию сразу же, как утром заходит в офис.

Майкрофт присылает ему смс около одиннадцати. Он очень редко пишет, так что это что-то новенькое. Грег задумывается, связано ли оно с его приглашением на прошлой неделе. Боится теперь показываться в его офисе? Ни капли на него не похоже, и это вызывает странное потрясение.

«Шерлок все еще занимается убийствами в Сандс-Энде. Пожалуйста, поговорите с ним. — МХ»

Грег вздыхает и трет лицо руками. И шансов нет, что это закончится хорошо. Он раздумывает около десяти минут, затем берет телефон и пишет Джону. Это лучшее, что он может сделать в любом случае.

~~~

— Сэр, уже почти восемь. Вам стоит пойти домой.

Донован стоит на пороге кабинета, прислонившись к дверному косяку и скрестив на груди руки. За ней виден опустевший отдел, за исключением офицера по имени Додж, который только три недели назад поступил к ним и старается не отставать. Бедолаге едва ли двадцать пять, а у него огромные мешки под глазами, и он продирается сквозь бумажки.

Работать в отделе убийств тяжело. Грег ни на что не променял бы эту работу, как и большинство детективов в его отделе, но для новичка трудно сразу приноровиться. Ему интересно, сможет ли это делать Додж. Скорее всего, нет.

Донован оглядывается на Доджа через плечо, проследив взгляд Грега. Затем отворачивается, вздыхая.

— Знаете, вам нет смысла оставаться, чтобы следить, как он работает допоздна. Идите домой. Поешьте нормальной еды, посмотрите по телевизору какую-нибудь ерунду, как нормальный человек.

— Уверена, что не должна сама последовать своему совету? — спрашивает он, отодвигаясь от стола. На мгновение Донован выглядит смущенной.

Видимо, она думала, что Грег не знает об Андерсоне. Ладно, может, он и не гребаный Холмс, но ты не дослужишься до инспектора, будучи наивным идиотом. Грег заметил. Он также заметил, что у Андерсона много свободного времени, в то время как Донован работает и выглядит усталой, и Грег думает, уладил ли Андерсон проблемы с женой.

На самом деле не будь этот паршивец так чертовски хорош в работе, Грег избавился бы от него давным-давно.

— Идите домой, сэр. Насчет меня не беспокойтесь, — говорит Донован, пожимает плечами и вроде как отмахивается, затем уходит из его кабинета и возвращается за свой стол. Она игнорирует Доджа, с надеждой смотрящего на нее, ожидая, видимо, чего-то вроде дружеской поддержки, которую на самом деле от нее ждать не приходится.

Грег какое-то время наблюдает за ними, сидя в своем кабинете. Достает из кармана телефон и вертит в руке. Что-то грызет его, противоречивое чувство, тоскливая отчаянная надежда. Я жалок, думает он, жалкий навязчивый тупица, который не умеет отпускать.

Он просматривает последние сообщения, пока не находит сообщение, которое Майкрофт прислал пару дней назад, об убийствах в Сандс-Энд. Он смотрит на него, задумывается, а затем нажимает «ответить».

«Выпьем? Ну же. Я хочу узнать, кто вы, кроме как чей-то брат. — Грег»

Ответа нет. Он просиживает в офисе до половины одиннадцатого, когда уж и Додж, и Донован уходят домой, садится на метро и едет к себе в квартиру, к своему ненавистному маленькому дивану, раздумывая, что будет, если он просто уедет из Лондона.

~~~~

Ему наконец удается дозвониться до Эммы, и они даже умудряются поговорить десять минут. Она в порядке. Школа в порядке. Ее друзья в порядке. Все в порядке, и не хочет ли он поговорить с мамой, потому что она рядом. Конечно, он не хочет разговаривать с Джанет, он хочет разговаривать с ней, но ему приходится довольствоваться десятью минутами разговора, тем, что все в полном порядке, прежде чем Эмма вешает трубку с какими-то надуманными отговорками о домашней работе.

Он неподвижно сидит на страшном синем диване несколько минут, пока не переполняется гневом. Он хватает диванную подушку и швыряет ее через всю комнату. Та глухо ударяется о картонные коробки, которые Грег поставил у стены. Вторую он бросает туда же, затем сползает с дивана на пол и чувствует себя унылым и бесполезным, как вчерашняя газета, которая теперь хороша только для кошачьего лотка.

Он лежит на полу, между своих коробок и своих уродливых гребаных подушек и какое-то время просто дышит. Слышно, как в магазине этажом ниже говорят люди, из трещащих динамиков льется музыка, негромко ноет ребенок. Звуки жизни. Он сжимает у груди телефон, вздыхает, затем рукой, сжимающей телефон, прикрывает глаза.

Одна из самых тяжелых вещей в разводе, понимает он, это тишина. Не с кем поговорить. Некому излить душу. Супруг или кто-то другой столь же значимый оказывается по умолчанию главным для социального взаимодействия. Всегда есть кто-то, чтобы выслушать. Хорошо это или плохо, но брак дает возможность мириться с бесконечными сетованиями по поводу безразличия дочери или уродливых диванов. Сейчас у него есть только пустая квартира, куда не к кому возвращаться, он чувствуется себя до странности замкнутым.

Он знает, чего он хочет, и в приливе вдохновения подносит телефон к лицу и набирает текст.

«Моя дочь меня ненавидит. Вот такие радости порой случаются в жизни. — Грег»

Он находит номер Майкрофта. Нажатие кнопки «отправить» заставляет его почувствовать себя, как ни странно, немного лучше.

~~~

Он продолжает писать Майкрофту. Это становится чем-то вроде привычки, бесконечная отправка этих маленьких сообщений бог знает куда. Он даже не уверен, точно ли это номер Майкрофта: кто его знает, может быть, Грег шлет все эти сообщения какой-то польской бабушке, которая понятия не имеет, кто он, но слишком вежливая, чтобы сказать ему, что он ошибся номером. Он пишет обо всем на свете, просто чтобы писать, просто чтобы сказать что-нибудь кому-нибудь.

Он надеется, что кто-нибудь слушает. В основном он надеется, что слушает Майкрофт. Иногда его беспокоит, как сильно он этого хочет, беспокоит, что это не столько реальное увлечение, сколько одержимость одинокого разведенного мужчины средних лет. Но отправление этих сообщений — будто общение, даже если никто не отвечает.

«Знаете этот китайский ресторан на Хай-стрит? Никогда не заказывайте их Му Гу Гай Пан, полная дрянь. — Грег»

«Я смотрю «Крепкого орешка» по Е4. Вам нравятся боевики? — Грег»

«На меня сегодня вырвало свидетеля. Испортил мне ботинки и брюки. Как мило. — Грег»

«Сегодня у меня день рождения. Не выпьете со мной даже по этому особому случаю? — Грег»

«Знаете, иногда я едва выношу вашего брата. Заносчивый кретин. — Грег»

«Иногда я хочу, чтобы вы ответили. Этот номер вообще работает? — Грег»

Ответов никогда не приходит. Но он все равно продолжает писать. Это действует как своеобразная терапия.

Где-то через неделю и по меньшей мере одиннадцать сообщений Грегу приходит в голову, что то, чем он занимается, можно рассматривать как преследование. С другой, так же можно расценить и наблюдение с помощью камер безопасности и появление без предупреждений на семейных встречах, так что, наверное, все честно.

~~~

— Он раскрыл убийства в Сандс-Энде.

У Грега чуть не случается приступ. Он вздрагивает, сбивая со стола пустой бумажный стаканчик из-под кофе. Майкрофт каким-то беззвучным образом появился в его кабинете, пока Грег был поглощен токсикологическим отчетом, и теперь неодобрительно смотрит, как Грег поднимает стаканчик и ставит обратно на стол.

— Я это заметил. Я закрыл дело, — отвечает Грег, пытаясь незаметно проверить, нет ли у него на рубашке пятен. На Майкрофте очень красивый серый костюм-тройка, прекрасно дополненный синим галстуком и золотой цепочкой карманных часов, и уж конечно было бы очень закономерно, если бы Грег сидел тут перед ним в заляпанной вчера рыбой и чипсами рубашке.

— Я просил вас отбить у него желание заниматься этим делом.

— Я сделал все, что смог. — Конечно, это неправда. Почти. Но, в конце концов, он уверен, что Джон сделал все, что смог.

Майкрофт прищуривается.

— Отправить смс Джону Уотсону считается «все, что смог»? Мне страшно за Скотленд-Ярд.

Ох, черт.

— Я был бы признателен, если в будущем вы окажите более активную помощь, инспектор.

— Вы правда пришли сюда только затем, чтобы сказать мне это?

Майкрофт вымученно улыбается. Ни «до свидания», ни даже скрытых угроз, просто поворачивается и собирается уходить. Он останавливается у двери и колеблется — всего лишь долю секунды, кто-нибудь другой бы моргнул и не заметил, но не Грег. Все его внимание сейчас сосредоточено на этом красивом мужчине, он не упустит ни одной детали.

— Я знаю китайский ресторан на Хай-стрит, — произносит Майкрофт, даже не глядя на Грега, тщательно обдумывая слова. — Му Гу Гай Пан ужасен, но попробуйте их лимонного цыпленка.

И затем он выходит, а Грег продолжает широко открытыми глазами смотреть на то место в его собственной вселенной, которое он только что занимал.

Бутоны надежды внутри него так сильно распускаются, что оставляют ком в горле.


Глава 2. Соблазнитель

Он лежит без сна в своей постели, ворочаясь с боку на бок, и проникается невероятным отвращением к узорам на потолке, которые расчерчивают огни проезжающих мимо машин. Красные цифры на его будильнике сообщают ему, что скоро будет два часа ночи, а он так и не может сомкнуть глаз. Грег правда устал, на самом деле, но сон так и не идет. Он идет отлить, снова заползает в постель, но по-прежнему безрезультатно.

Майкрофт получает его сообщения. Более того, он их читает. Грег не представляет, что теперь делать. Он не может точно сказать, что это именно то, что его подбадривает: это также может быть жуткое дело, над которым он работает, или люди на улице, которые разговаривают и улыбаются друг другу, или четыре чашки кофе во второй половине дня. Но в сущности, кого он обманывает — ничего из этого не помогает.

Уже почти три часа ночи, когда он берет с тумбочки мобильный и отправляет смс, которую он ни за что бы не отправил, если бы не был так ужасно вымотан бессонницей.

«Ты меня ненавидишь? — Грег»

Ответа как всегда нет, так что он откладывает телефон обратно, поворачивается на бок, вздыхает и изо всех сил пытается заснуть.

Его телефон пищит, чем и ошарашивает так сильно, что Грег абсолютно уверен — на долю секунды он подскочил в кровати. Он хватает телефон (в ушах шумит кровь) и читает пришедшее сообщение.

«С чего мне тебя ненавидеть? — МХ»

О господи. О господи. Он печатает ответ так быстро, словно боится, что если он замешкается, другой возможности не представится:

«Потому что ты никогда не отвечаешь на мои смс. — Грег»

Четырнадцать минут спустя приходит ответ. Грег считал.

«Мне не нравится писать смс. — МХ»

«Тогда позвони мне. — Грег» отвечает он.

Ответа нет, и телефон не звонит. Грег лежит без сна до самого утра и все равно ждет.

~~~

Лимонный цыпленок на самом деле хорош.

~~~

Он стоит перед пустующим офисным зданием, говорит по телефону с Андерсоном, прикрывает рукой глаза от внезапного апрельского солнца, когда краем глаза замечает Майкрофта. Тот стоит прямо за желтой лентой, спокойно наблюдая за Грегом, и этим необычайно выделяется на общем фоне.

Между двумя наркоманами вышла ссора, и один пырнул другого в шею перочинным ножом. Дело закрыто, но вокруг бардак и потеки крови на стенах. Снаружи здания никаких признаков того, что произошло внутри, но выбитые окна, пустые бутылки в канаве и ощутимая вонь мусора, так часто бывающая в этой части Темзы, делают окружающую обстановку совершенно неподходящей для Майкрофта. И все же он здесь, в своем пальто за тысячу фунтов, терпеливо дожидается Грега.

Грег быстро забывает, что же он хотел от Андерсона. Он сворачивает разговор, упорно игнорируя все протесты Андерсона, и вешает трубку. Грег уверенно идет к Майкрофту, очень стараясь выглядеть в духе я-здесь-главный-если-вы-забыли.

Он чуть не наворачивается на пустой банке Пепси, и это, конечно, все портит. Он видит, как Майкрофт старается выглядеть бесстрастно, но губы дергаются в усмешке, которую он пытается скрыть.

— Вы смеетесь надо мной, да? — задает вопрос Грег, подходя к нему.

— Я бы не осмелился, инспектор. — Его глаза почти блестят, темно-синие в ярком свете дня, и Грег чувствует, что волнуется, как пятнадцатилетний юнец.

— Зачем вы сюда пришли? — спрашивает он.

— Мне нужна ваша помощь.

Грег приподнимает бровь, засовывая руки в карманы пальто.

— Ну да. Конечно.

Майкрофт разглядывает место преступления, щурясь от яркого солнца.

— Мне нужно, чтобы мой брат был занят на следующей неделе. Думаю, у вас найдется что-то, что может его заинтересовать?

— У меня есть два нарка, которые порезали друг друга из-за дозы мета. Он меня порвет, если я вызову его из-за такой ерунды.

— Тогда придумайте что-нибудь еще.

Грег вздыхает и на секунду закатывает глаза. Черт побери.

— Майкрофт. Я ему не нянька, и я не умею доставать сложные случаи из своей задницы. Попросите Джона его занять.

— Я попросил. Его ответ был очень похож на ваш.

— Зачем вам вообще надо его куда-то пристраивать?

Он ожидал туманного, дипломатичного ответа. Ту жуткую снисходительную улыбку и что-то вроде «не стоит беспокоиться, вы, неблагодарный» — то, к чему он привык в общении с Майкрофтом. Вместо этого Майкрофт выглядит настороженно, на мгновение избегает его взгляда, словно прячется где-то внутри себя.

— Нет нужды отвлекаться на месте преступления, инспектор. — И все.

Речь идет не о каких-то политических махинациях, от которых ему нужно держать Шерлока подальше. Это что-то личное.

— Ясно, — говорит Грег. — Я... подумаю, что можно сделать. Но ничего не обещаю, договорились?

— Благодарю, инспектор.

Грег рассматривает его некоторое время. Этот рыжий блеск в волосах, понимает он, это все из-за солнца. Господи.

— Я все еще хочу с вами выпить, — мягко говорит он, слегка улыбаясь.

Майкрофт вздыхает.

— Я уже сказал «нет», инспектор.

— Ага, но я подумал, что, может быть, немного над этим поразмыслив, теперь вы захотите сказать «да», вот и все. — Он должен был попытаться. У Грега есть ощущение, что все это может чем-то закончиться, и он не может удержаться от вопросов.

Майкрофт снова оглядывает место преступления с явным намеком на раздражение. При нем его неизменный зонт — несмотря на чистое небо, — и Майкрофт решительно упирается им в тротуар.

— Вы как бездомный пес, который выпрашивает объедки, инспектор. Я уже сказал вам забыть об этом.

О, да ради бога!

— Ладно. Тогда скажите мне вот что, Майкрофт... Зачем вы здесь? Вы могли просто позвонить или прислать свою милую длинноногую ассистентку. Не было никакого смысла вам являться сюда самому, чтобы попросить меня об услуге, вообще никакого смысла, и все же вы здесь. То же касается сообщений. Вы ни разу не попросили меня перестать вам их присылать и потом внезапно отвечаете на одно из них посреди чертовой ночи. Я, может, и бездомный пес, но не говорите, что я лаю не на то дерево. — Он упрямо сует руки в карманы.

Майкрофт почти неуловимо вздрагивает, и выражение его лица становится кислым, недовольным и насупленным.

— Это ужасная метафора.

— Ох, отстань, я же не чертов Шекспир. И ты ее начал.

Уголок рта Майкрофта изгибается, и это почти улыбка. Почти.

— Да, инспектор, все правильно, — тихо говорит он. — Ладно. Давайте выпьем. Но не в пабе.

Грег в удивлении поднимает брови. Он достал его? Неужели?

— Где?

— Есть один клуб. «Диоген». Я буду ждать вас к четырем.

— Хорошо. Замечательно. Отлично. — Он улыбается и внезапно ощущает себя необъяснимо счастливым, таким счастливым, каким человек, по идее, не должен быть, стоя перед зданием, в котором находится труп.

Майкрофт приподнимает бровь и с какой-то вынужденной улыбкой разворачивается и уходит. Он крутит свой зонт, пока идет, как в немых фильмах двадцатых годов, и Грег чувствует что-то, что он может определить как очарованность.

Усмехаясь, он оборачивается и оглядывает место преступления.

— Эй, Донован, подозреваю, ты не знаешь, где находится чертов клуб «Диоген»?

~~~

Донован не знала. И никто в Скотленд-Ярде не знал, и даже Гугл над ним посмеялся, когда он попытался искать.

К тому времени, как оставалось всего полчаса, а он по-прежнему не выяснил, где к чертям находится это место, он начал паниковать. Такого не могло случиться. Не мог же он наконец заполучить от Майкрофта, хренова человека-загадку, Холмса согласие на свидание, только чтобы потом не суметь найти место, где они условились встретиться.

Грег готов был сдаться. Он уже вытащил телефон из кармана и держал большой палец на имени Майкрофта в списке контактов, когда Додж запинается на пороге его кабинета:

— Сэр? Эти два джентльмена пришли к вам.

Оба мужчины высокие, в темно-серых костюмах, с почти одинаковыми стрижками и чудовищно сияющих ботинках.

А. Очень кстати.

— Инспектор Лестрейд? Мы здесь, чтобы проводить вас на встречу, — говорит один из них, заложив руки за спину. Встречу. Конечно. Ну да, полагает Грег, отправлять их с сообщением, что на самом деле они едут забирать человека на свидание, было бы немного эксцентрично даже для Майкрофта.

— Хорошо. Замечательно. Надеюсь, вы знаете, где находится этот чертов «Диоген», потому что лично я понятия не имею.

Человек, который к нему обращался, выглядит изумленным.

Как оказалось, это величественное здание, с колоннами и всем прочим, даже находится недалеко от Скотленд-Ярда, и оно очень, очень не похоже на паб и вызывает мысли о каком-то розыгрыше. Грегу сообщают о том, что нужно соблюдать тишину, пока он не встретится с мистером Холмсом (необычно, но ладно, он готов играть по правилам), и сопровождают мимо просторных комнат, в которых встречаются статные пожилые джентльмены. Деревянные панели, высокие окна, хрустальные люстры, и у Грега странное ощущение, что он попал прямиком в 1895 год.

Это чувство не до конца покидает его, когда он входит в отдельный кабинет, в котором находятся несколько книжных шкафов, четыре кожаных кресла и единственный Майкрофт Холмс, который вежливо ему улыбается.

— Инспектор, прошу, входите. Думаю, вы поняли цель вашего сопровождения?

— Понял и оценил. Вы знаете, что это место действительно трудно найти?

— Так и должно быть, поверьте мне. Вряд ли это был бы частный клуб, если бы любой мог его погуглить, разве не так?

На долю секунды Грег задумывается, уж не контролирует ли Майкрофт Гугл. На самом деле он бы не удивился.

— Присаживайтесь, присаживайтесь. Я полагаю, вы пришли выпить? — Он указывает на небольшой столик с несколькими хрустальными графинами и бокалами. Виски, догадывается он, и вот то темно-красное — портвейн.

— Не думаю, что в этом месте смогу получить пинту биттера? — произносит он.

— Я могу предложить все, что хотите. Я могу позвонить.

Грег вдруг чувствует смущение: абсурдно в таком месте просить пинту чертова биттера, и он качает головой.

— Нет, все в порядке. Просто... Что у вас там имеется?

Майкрофт подает ему бокал портвейна. Кто бы мог подумать... Он скорее ожидал виски. Хотя и так неплохо — совсем не плохо, и он принимает бокал и садится в одно из кресел. Майкрофт присаживается напротив, отставив свой бокал. Он кладет ногу на ногу, узкая ладонь устраивается на колене.

— Вы настойчивый человек, — говорит он.

— Только когда знаю, что дело того стоит, — отвечает Грег.

— Значит, настойчивый и немного высокомерный. Восхитительно. — Он отпивает, удерживая взгляд Грега поверх бокала. Этого достаточно, чтобы он почувствовал себя слегка неуютно. Он может только спрашивать себя — а что, если Майкрофт пригласил его сюда затем... чтобы он оказался в таком месте, куда он, прямо скажем, не вписывается. Выдернул далеко за пределы его зоны комфорта, так что Грегу останется только сдаться и подчиниться. Классический метод допроса, если поразмыслить.

— Я счастлив, что вы наконец уступили. Видите, не так все плохо, верно? Просто выпиваем. Между нами приемлемое расстояние. К тому же на вашей территории, так что вы не можете быть очень несчастны насчет всего этого.

— Я... далек от того, чтобы быть несчастным, инспектор.

Грег улыбается и потягивает портвейн. Очень приятный, сладкий, но не чересчур, и насыщенный привкус тайны на языке. Он бы сказал, почти чувственный, несмотря на то, что напиток достаточно крепкий, чтобы понять наверняка. Но он не сможет выпить более одного бокала, если ещё собирается сесть за руль сегодня.

— Знаете, у меня есть имя, — предлагает он.

— А, да. Лестрейд.

— Грег, — поправляет он. — Мое имя Грег. Называйте меня так.

Майкрофта это, кажется, позабавило по какой-то странной причине. Грег не совсем понимает, но это нормально. Ему начинает казаться, что все, что сейчас происходит, решит то, что может получиться из их отношений.

— Знаете, я все еще хотел бы узнать, почему вам нужно чем-то занять брата. Если вы, конечно, не против поделиться.

Майкрофт молчит какое-то время. Он покачивает свой бокал и вдруг кажется таким потерявшимся в своих мыслях, что Грег жалеет, что задал вопрос. И кроме того, поднимать тему проблемного младшего брата — не самая лучшая попытка ухаживания.

Майкрофт делает глубокий вдох, чуть надувая щеки, и поднимает голову.

— В следующий четверг будет годовщина смерти нашего отца. Шерлок... гораздо чувствительнее в этих вопросах, чем кажется. Я предпочту, чтобы он был чем-то занят. Я беспокоюсь о том, что он будет делать, если не отвлечется.

А. Ну что ж. Вот неожиданно всплыли и личные темы.

— Сожалею, — говорит он. — А как это коснется вас? Предполагаю, и для вас дата тоже значима.

Майкрофт ничего не говорит, допивая свой портвейн. Он отставляет бокал и вздыхает.

— Конечно, так и есть. Но могу вас уверить, что на меня эта дата влияет гораздо менее разрушительно, чем на моего брата. — Он поджимает губы и вздергивает брови. — Кроме того, он умер двадцать восемь лет назад. Удивительно, но время лечит раны так же хорошо, как говорится в пословице.

Грег прикидывает в уме и понимает, что все не так просто, как пытается представить Майкрофт. Шерлоку не могло быть больше четырех или пяти лет, тогда сколько, получается, было Майкрофту? Он тянет портвейн и оставляет мысли при себе.

— Зачем вы здесь, Грегори? — спрашивает Майкрофт.

Грегори. Ох, черт бы тебя побрал.

— Я уже говорил вам, разве нет? Я одинок, — говорит он, слегка улыбаясь и чуть пожимая плечами — делает разом так много вещей по чуть-чуть, что удивлен, как у него выходит чуть не уронить бокал.

— Если вы правда одиноки, я уверен, что для такого привлекательного мужчины есть и более интересные варианты решения этой проблемы, чем бездумно преследовать меня.

Грег ухмыляется, почти допивает свой портвейн и вытягивает ноги.

— Ну, вы только что признались, что считаете меня привлекательным. Я думаю, что из всего сказанного запомню только это.

Майкрофт улыбается настоящей улыбкой. Улыбка абсолютно очаровательная, и Грег ловит себя на отчаянном желании его поцеловать.

— Как бы там ни было, Грегори, вы, по-видимому, мазохист. Вы знаете, что есть люди, которые называют меня «ледяным человеком»?

— Может быть, мне насрать, как вас называют люди. Простите мой французский. — Он выпивает последнее с присвистом. Да, шикарная вещь.

— Что ж, я восхищен вашей решимостью, — говорит Майкрофт, почесывая лоб пальцем.

— Решимость — ерунда. Признайте, что вы на меня запали. Вы знаете, что есть люди, которые называют меня соблазнительным?

Майкрофт смеется.

— О, я знаю. Я один из них.

Грег не может сдержаться и ухмыляется немного нахально, вспоминая, почему он так сильно увлекся этим человеком. Холмсы. Ожидай сюрпризов.

Майкрофт выпрямляется, вздыхая.

— Хорошо. Вы требовали с вами выпить. Вы своего добились. — Он кивает в сторону пустого бокала Грега.

— Вы меня выгоняете? Серьезно? — Как ледяной водой окатили.

— Боюсь, что так. Мне нужно быть в Глазго к шести.

— К шести? Правда? Вам уже никак не успеть.

Майкрофт улыбается ему той самой улыбкой вы-все-недоумки, которая так невероятно хорошо выходит и у его брата.

— Я бы об этом не беспокоился, Грегори. Я не собираюсь ехать туда на поезде.

Ну да. Конечно. У него перед глазами проносится образ Майкрофта, выпрыгивающего из вертолета над Шотландией, и это, конечно, полная глупость. Частный самолет, скорее всего. Или космический корабль. Здесь не угадаешь.

Майкрофт встает, Грег тоже. Он совершенно не знает, куда деть руки.

— Мы обязательно выпьем снова, — говорит Грег.

— Снова?

— Разумеется. Может быть, даже и по пинте. — Он усмехается Майкрофту и ожидает, что его могут осадить и в каком-то смысле перехитрить, но Майкрофт усмехается в ответ.

— Я думаю, скорее всего, — отвечает он.

В крови Грега кипит уверенность, и он прожил достаточно, чтобы понимать, что это один из тех моментов «сделай сейчас или вечно жалей». Грег никогда не любил сожалеть, если мог этого избежать, так что он улыбается, подходит ближе и наклоняется к Майкрофту. Тот стоит на месте и не отступает, хотя у него для этого есть все возможности, но чуть отворачивается, и Грег мажет поцелуем по щеке, сразу за уголком губ.

— Да ладно. — Шепот Грега касается кожи. — Поцелуй меня. Пожалуйста. Удиви меня.

— Так ты этого хочешь, Грегори? Чтобы тебя удивили? — Его голос звучит мягким, низким шепотом, и в нем нет настоящего отказа. Его одеколон приятный, даже очень, и кончиком носа Грег чувствует теплую кожу.

— Пожалуйста, — повторяет он мягко, звук щекочет горло.

Майкрофт дышит и, кажется, колеблется. Грег чувствует его нерешительность, она почти ощутима между ними, затем Майкрофт поворачивает голову и целует его. В голове Грега настоящее землетрясение, тектонические плиты движутся и меняются. Не то чтобы это было нечто судьбоносное, но определенно что-то важное в его нынешней картине мира. Майкрофт не касается его, так что Грег одной рукой обнимает его за плечи и притягивает ближе. И Майкрофт позволяет это, положив руки Грегу на талию.

Грег так давно не целовал мужчину, так чертовски давно, и это оказывается даже лучше, чем он помнил, и он понимает, что скучал по этому сильнее, чем сам готов был признать. Запах, чувствительность кожи после ежедневного бритья, и мужчина, которого он обнимает, крепкий и высокий. Это пробуждает жажду, море разнообразных желаний, и Грег слегка потрясен. Потрясен в хорошем смысле, и с отчаянным вздохом он прижимается к Майкрофту крепче.

Они целуются, а потом пытаются отдышаться, и после касаний и покусываний Грег скользит языком внутрь. Он чувствует вкус портвейна и, к его огромному удивлению, сигарет. Что бы он ни испытывал к Майкрофту до этого, все эти чувства разом усиливаются. Рука Майкрофта мнет его рубашку, и Грег понимает, что он совершенно точно и окончательно пропал.

Майкрофт прерывает поцелуй, поворачивая голову, и выдыхает, словно ему жаль это делать, и Грег чертовски собой гордится.

— Я опоздаю на свой самолет.

— Такого не может быть.

— И вправду не может. — Его руки сминают и расправляют рубашку Грега, он проводит ладонями по талии Грега и отпускает его.

— Несомненно, мы скоро увидимся, Грегори.

Грег усмехается, отходя назад и наклоняя голову.

— Так и будет. Повеселись в Глазго.

Майкрофт смеется.

— О да, я постараюсь.

Грег пятится к двери, потому что не может перестать смотреть на Майкрофта (господи, он потрясающий, потрясающий!), и все же ему приходится, когда он наконец выходит из кабинета. В конце коридора он видит длинноногую ассистентку, чье имя ему все-таки нужно будет как-нибудь спросить, вертящую в руках телефон. Она замечает его и улыбается ему самой проницательной своей улыбкой. Грег подмигивает в ответ.

Соблазнительный. Точно.

Он останавливает кэб, садится на заднее сиденье, вздыхает, вертится и пытается подавить желание рассказать таксисту, что он только что целовался с человеком, который, кажется, управляет этой страной (и что целовался тот чертовски хорошо). Он достает из кармана телефон, смотрит на него, вертит в руках какое-то время, и ему почему-то кажется, что его сердце разбухает и давит на ребра изнутри. Счастливо и ошеломленно усмехаясь, он быстро набирает сообщение:

«Я думаю, ты потрясающий. Знаешь, теперь я никогда не перестану тебя преследовать. — Грег»

Ответ приходит почти мгновенно, и он так по-идиотски счастлив, что готов петь.

«Я знаю. Пожалуйста, не надо. — МХ»

---

17.12.2014 в 21:23

Пишет  YumiKoboyashy:

Remember when you were blond, Mycroft?

---

07.12.2014 в 03:20

Пишет  Полосатый Фредерик:

йа йа зер гут великолепен!

27.11.2014 в 19:47

Пишет  tmriddle:

Зер забавно и миленько

Январь

Февраль

Март

Апрель

Май

Июнь

Июль

Август

Сентябрь

Октябрь

Ноябрь

Декабрь

© Яков Хренов
via  Crazy Sage

---

19.08.2014 в 21:23

Пишет  Mister_Key:

Ольга Бешлей

- А где же рыба?
Господи, как я ждала этого вопроса.
Продавщица за ледяным прилавком тоже его ждала, но чувств моих не разделяла: она тут же подобралась, насупилась и сказала, указав на бледное филе из Армении:
- Вот.
- Нет, где лосось? - не унималась покупательница, дородная тетка в золоте.
- Нету.
- Это что ж такое? И вчера ведь не было лосося.
- И вчера не было, - угрюмо согласилась продавщица.
- А где же он?
Продавщица вперилась в покупательницу тяжелым взглядом:
- Бог знает.
Полный мужчина, неспешно оглядывающий рыбный прилавок, лениво вступил в разговор:
- Женщина, не будет больше лосося. Санкции ввели. Новости смотреть надо.
- Санкции? Какие санкции? Против лосося санкции?
- Против американского народа. Ну и всех этих европейцев.
- А лосось тут при чем?
- Запретили ввоз иностранных продуктов.
- А как же вот это вот, из Армении?
- Это можно.
- Нет, я ничего не понимаю! - изумилась тетка. - Почему нельзя сделать так, чтобы американцы не ели лосося? Почему надо сделать так, чтобы мы не ели лосося?
Мужик на секунду задумался, а потом неожиданно твердо ответил:
- Ничего, придет и их черед. Когда мы выиграем войну, никто не будет есть лосося.

---

26.01.2014 в 17:58

Пишет  неслучайный гость:

В общем благодаря моим упоротым соцобросам мы пришли к следующим выводам
1. Шерлок ВВС - асексуал, но мальчики ему нравятся. Точнее, Джон. Мимими как говорится, "ленточки в твоих волосах поют соль-диезом" или как оно там.
2.Том Харди - бисексуал. Геям цееликом мы его не отдадим. Хоть половинку да отхватим.
3. Ли Пейс - гей и трандуил. Что, как выясняется, практически синонимы.
4. С Ричардом Армитиджем ничего не понятно. Возможно, даже самому Ричарду Армитиджу.
5. Сэр Йен - сэр. Но гей. Но сэр. В общем, вот кто Шерлок Холмс. Следим за расследованиями и ждем новых интересных разоблачений.
Вот так
и да Левитт для нас навсегда лапушка. Это судьба. Спасибо Водолею, вероятно.

---

27.01.2014 в 14:14

Пишет  Виктория Инферно:

Певроначальная версия камео из Тора-2.
Прастити, есть только ссылочка на ВК:

vk.com/feed?z=video-27646396_167269962%2Fc21000...

---

21.01.2014 в 09:47

Пишет  [Дин Винчестер]:

не знаю, было ли тут или нет.
наткнулась на интервью с Аланом Тейлором и он сказал, что изначально Локи действительно должен был умереть. что его смерть, это драматический поворот при котором Тор пойдет по другому пути и станет развиватся как персонаж. все изменилось в тот момент, когда все поняли, насколько популярен Локи и его нельзя выкидывать из истории киниматографа. так и появилась последняя сцена с Одином.

то бишь, когда Локи говорил: "я сделал это не для него" - он именно это и хотел сказать...

и я сужасом поняла, что фандом вновь спас своего любимого персонажа... Марвел, твоюж налево, какого черта ты все время пытаешься у нас забрать самых-самых?
Никто никогда не умирает навсегда. Кроме дяди Бена

---

19.01.2014 в 19:08

Пишет  1234-fires-in-your-eyes:

---

12.06.2012 в 19:39

Пишет  Mister_Key:

Кровь ясеня, волк битвы.

Часть вторая.
Первая часть лежит здесь:

www.diary.ru/~mrkey/p168438086.htm?from=450
или полным текстом на народе:
narod.ru/disk/38130377001/%D0%9A%D1%80%D0%BE%D0...

Обе части целиком здесь:


narod.ru/disk/52600498001.4937d5df1e324ead69ad2...

Рейтинг высокий, содержит сцены насилия, вольное обращение с мифологией. Закончен.

Волк битвы


Соломинка выскользнула, потекла белым, и Локи вздрогнул, когда острый срез царапнул по едва зажившим губам. Он всё ещё не привык к тому, что не может облизаться, и новая вспышка боли горячо ударила в голову, когда он нечаянно ткнулся языком в грубые швы.
- Посмотри-ка, - пробормотал Килли, - да ведь мы и до второй смены не управимся. Эй ты, девица! Хватит тянуть время, если не хочешь принять нас вчетвером!
Локи сглотнул, упрямо поднял соломинку и ткнул ею в миску, где ещё оставалось немного молока. Он сам выдоил его из дряблого вымени здешней коровы – в Асгарде такую забили бы из милосердия, но по меркам цвергов она была хороша и давала целую чашку молока в сутки, питаясь чуть ли не лишайниками со стен, - и не собирался потерять ни капли сверх тех, что уже текли, щекоча, по подбородку и груди.
Открытой груди. Локи и не хотел, а всё же видел её – в царапинах и следах укусов. Один, двумя неровными полукружиями замыкавшийся вокруг соска, воспалился и болел днём и ночью, и Локи уже не пытался натянуть на себя полуразорванное платье, потому что даже лёгкое прикосновение ткани вызывало новую тягучую боль.
Боли вообще оказалось очень много. Не то чтобы Локи не знал об этом раньше, но только здесь, в подземных лабиринтах альвов, он узнал, какая она бывает разная. Ослепительно-белая, как вспышка молнии в лицо, и чёрно-алая, медленно текущая по телу. Та, что проносится в единственном обжигающем ударе и та, что тянется в бесконечную нить; сладкая, утихающая – эта была самой редкой и драгоценной, - стыдная и саднящая на груди и между ног, пронзительная и нескончаемая на спине и бёдрах. Локи знал теперь, как это, когда тебя хватают за волосы сзади и дёргают, и жаром окатывает затылок и плечи, знал, как это, когда держат и шьют наживую, знал, как голодом режет живот, и знал, как болит унижение. Последнее было хуже всего. Если не считать, конечно, тоски и бессильной ярости.
Он втянул щёки, всасывая молоко, и проглотил то, что было во рту. Соломинка скребла по дну глиняной чашки, булькающие звуки разносились в затхлой тишине огромной пещеры, и цверги подсмеивались над тем, как неуклюже он пьёт.
Фафнир и Фирен, выигравшие спор на камешках, устали ждать и подошли к нему. Локи поглядел на них из-под растрёпанных волос, падавших на лицо, и допил молоко, старательно подбирая промокшей соломинкой последние капли. В животе у него, впрочем, всё равно было пусто – и потому, что чашки молока хватало, чтобы он выжил и не шатался от слабости, но не более того, и потому, что Фирен уже мял его зад.
- Твёрдая, - проговорил он, больно вминаясь пальцами Локи куда-то в кости, - ах, хороша. Как каменная жила. Давай, девка, ставь свою чашку – не то я её разобью, и будешь пить хоть из корыта, хоть из ладоней, мне всё равно.
Локи поставил чашку, отодвинул её в сторону, чтобы случайно не зацепили, и поглядел на цвергов исподлобья. Фафнир довольно хмыкнул и подошёл к нему спереди, оглаживая пышную бороду и расстёгивая пояс.
- Ну же, - сказал он увещевающе. – Будь хорошей девочкой, ты, маленькая асгардская тварь, и мы тебя не обидим. Мы даже подстелем что-нибудь мягкое. Плащ или одеяло. Хочешь плащ?
Локи вспомнил, как ныли локти и колени, сбитые и стёртые о камень пола, и мотнул головой.
- Вот дура-то, прости Имир, - констатировал Фирен, задрал на Локи юбку и прижался сзади, царапая накладками пояса и грубой тканью, - как знаешь. Фафнир, куда ты лезешь, когда я выиграл её первым?
Фафнир с сожалением убрал руку из-под юбки Локи. Он уже успел расстегнуть штаны и теперь был недоволен.
- Ну так заканчивай болтать с нею и трахай, - он грубо сжал соски Локи. Тот застонал – боль была почти невыносимой, острой и жгучей, от неё дрожали колени и к голове подступал туман, - до ночи, что ли, собрался возиться?
Фирен нажал Локи на спину. Рука у него была грубая и давила, будто каменная плита. Локи застонал снова, на этот раз от того, как больно было стоять на жёстком. Колени и локти у него будто кипятком ошпарило, и от тяжести навалившегося цверга чуть не хрустнула спина.
Сразу же боль стекла из поясницы ниже, в нежную и слишком доступную женскую плоть. Локи заскрипел зубами. Он не мог даже зажаться, хоть и пытался всячески, но узловатые пальцы цверга были сильны, и ничего не помогало. Локи старался хотя бы как-то облегчить себе происходящее: опирался не только на локти, но и на предплечья, подавался вперёд при жёстких толчках, опустил голову пониже – Фафнир любил, разошедшись, хватать Локи за волосы надо лбом и тянуть что было мочи, - но боль была упряма, как он сам, и, как цверги, ни на минуту не упускала того, что попало в руки.
Фирен кончил и отодвинулся. Локи чувствовал, как по внутренним сторонам бёдер течёт, мерзко щекоча, густое семя. Его затошнило, и привычный ужас плеснулся внутри: что, если его всё-таки вырвет? Что, если придётся… нет, он и думать об этом не хотел. Опустив голову, он задышал ровно, нарочно медленно втягивая воздух ноздрями и стараясь не дрожать. Удивительно было, как это цвергам безразлична вонь; его самого мутило от собственного запаха, но у цвергов было худо с обонянием. Фафнира вот не смущало, кажется, вообще ничто. Локи чувствовал, как в него снова втыкаются, и на этот раз было хотя бы терпимо, мокро – хотя невыносимо всё равно.

Пока ещё он не потерял счёт времени, но ясно было, что потеряет. Как Локи ни старался, а всё же не мог вспомнить, сколько дней его везли сюда – то ли пять, то ли четыре, - и сколько дней прошло в лихорадочном беспамятстве, когда чужая жестокая волшба едва не спалила его дотла. Как Локи ни старался, а всё-таки не мог забыть ни единого пронзающего укола, сшившего его губы. Это цверги сделали сразу.
И Один им помог.
Ему вдруг стало жарко. Каждый раз, когда Фафнир вдвигался резче, в уязвимом женском нутре тягостно ныло, и сквозняк пещеры холодил мокрые бёдра и зад, но Локи было жарко, как в битве. Этот жар поднимался изнутри, расходился по жилам, пьянил и кружил голову, и был как незаслуженный подарок. Локи успел уже насмотреться досыта на здешние чудеса – каменные водопады, искрящиеся своды, драгоценности без счёта и текучие голоса из ниоткуда, - но горячий ком под сердцем был куда лучше любого редкостного минерала. Цверги едва не прыгали от счастья, обнаружив новую подземную жилу, а Локи готов был сейчас орать от восторга и боли: в нём снова пылала восхитительная ярость решения. Он был асом, благородным асом – хотя бы в официальной версии, - и он был жив. Всё остальное было неважно. Что до цвергов… Локи даже застонал горлом, представляя себе, что учинит с ними, как только освободится.
Как только он придумает, как можно освободиться: запертому в чужом теле, лишённому магии и, кажется, уже непустому. Кровь перестала приходить к нему месяц назад, и Локи делалось худо, когда он думал о том, что это может значить.

Фафнир всё ещё двигался в нём, резко и больно. Он стискивал бёдра Локи и дёргал его на себя, входя как можно глубже, и издавал странные звуки, нечто между рычанием и уханьем. Локи слышал их как бы издалека, и боль тоже уже приходила издалека, если только не трогали укус на груди и если цверг не пытался засунуть в него, кроме члена, ещё и пальцы. На этот раз, кажется, обошлось: уханье сделалось чаще, это значило, что Фафнир вот-вот кончит, и у Локи будет возможность передохнуть. Впрочем, он не был уверен. Волосы падали на лицо непрочной завесой, но Локи и не глядя знал, что Килли и Астани уже готовы, а вслед за ними явятся и Двилин с Мюрнином, и унылый цвержонок Ар, едва переступивший порог того, что здесь принято было считать мужественностью.
Ещё толчок, далёкая боль – тело, спасаясь от мучений, обрезало нити чувств, - и Фафнир, наконец, слез с него. Локи выдохнул от облегчения, снова зажмурился – проклятье, привыкнет он когда-нибудь к тому, что бессмысленно ворочать языком, когда зашиты губы?!
Он знал, что никогда. И знал, что зачарованная нить не даст ему ни освободиться, ни привыкнуть. Стоило притронуться к ней, грубой полоске сыромятной кожи, сплошь исписанной рунами, и жгучая боль вспыхивала во рту, заполняла голову, едва не выжигала глаза изнутри, текла, кажется, отовсюду – и утихала медленно, неохотно, огрызаясь и бросаясь напоследок, будто зверь или глоток расплавленного металла.

Фирен и Фафнир, пересмеиваясь, ушли к каменному очагу, и за Локи взялся Килли. Этот не стал спорить с напарником об очереди, а просто отпихнул его, и Астани, бранясь, запустил руку себе в штаны и дёргал ею, глядя на происходящее. Килли пинком перевернул Локи на спину, навалился сверху – от холода и тяжести у того сразу же свело бёдра, - и воткнулся внутрь.
- Сладкая, - бормотал он, двигая задом. Цверги все были тяжелы, как камень – да они и были камнем! – Ооох, асгардская шваль… сладко. Ну же, не лежи как дохлая!
Локи сжал зубы и закрыл глаза. Это он ненавидел особенно: быть на спине. И радовался тому, что можно было, если повезёт, спрятаться за рассыпавшимися волосами. Впрочем, здесь он ненавидел всё, и тяжело было сказать, что больше: собственную слабость, цвергов, холод, грязь или всё вместе. Или Одина. Всё-таки, наверное, Одина. И себя самого, когда нечаянная благодарность, почти нежность, вспыхивала в сердце. Для этого нужно было совсем немного: просто чуть меньше боли, чем обычно. К Килли это, конечно, не относилось – это ведь он укусил его за грудь позавчера. Астани увидал это и нажаловался Двилину, что Килли портит общую девку, и Двилин оттащил Килли и пару раз врезал тому в челюсть, а потом Килли избил Астани, а потом они оба решили, что напарникам негоже ссориться из-за бабы, и виноват сам Локи: был бы он крепок, как цверг, и не корчился бы от какого-то укуса, и избили его вдвоём.
Давным-давно Локи, ещё будучи мальчишкой, удивлялся тому, как это возможно, чтобы среди цвергов, довольно многочисленных, не осталось ни единой женщины. Он думал даже, что хитрые цверги просто-напросто бородаты все – и мужчины, и женщины, - и потому составитель ошибся. Теперь он знал точно: легенды не лгали. Женщин у цвергов не было. То есть когда-то они, разумеется, были, но ушли. И Локи их понимал. На месте альвских женщин он вообще никогда не родился бы на свет.

Подошла очередь Астани; этот был помягче, или у Локи уже было слишком мокро внутри. Боли не было, и Астани соизволил не наваливаться на несчастную спину всем весом, так что Локи отдыхал, почти блаженствуя. Ещё немного, и его отпустят; он сможет уйти в свой угол, на колючую подстилку, и завернётся в неё с головой, и будет лежать так чуть не до вечера, вспоминая и думая, в который раз стараясь изобрести способ вновь оказаться на свободе.
Даже отголосок мысли о свободе казался Локи сладким, слаще мёда. И приходилось сдерживать себя, чтобы не соскользнуть в мысли о том, что именно он сотворит, вернув себе силы, а вновь возвращаться к настоящей проблеме: как. Как освободиться. Пока что он ничего не мог придумать, но это ведь не навсегда. Из любой ловушки есть выход, нужно только его найти, и Локи был уверен, что найдёт.
Не могло быть иначе.

Подстилка, до которой он добрался часом позже, вся пропахла мерзостью. Локи всё же завернулся в неё, поджал ноги и руки, спрятался, будто втянулся в раковину, и закрыл глаза.
Теперь он, наконец, был один. Цверги варили свою ужасную дрянь, чёрную похлёбку из каменных бобов, и кто-то – видимо, Двилин, - завёл низкую вибрирующую песнь, подыгрывая себе на тонкой металлической пластинке, зажатой меж зубов, - а остальные подпевали, лязгали железом, бранились и смеялись. Потом все уселись вокруг котла – разумеется, все цверги, - и принялись есть, переговариваясь.
Локи не хотел слушать их разговора, потому что минуты тишины и одиночества были драгоценны и редки, но заставил себя сосредоточиться и сбросить упоительное безмыслие. Сделать ещё усилие и снова начать думать; это было самое сложное, куда сложнее, чем наоборот. Не думать Локи научился едва ли не в первую неделю, когда очнулся здесь, под сводами пещеры, и понял, что это надолго, и это было вовсе не так уж тяжело, как казалось раньше.
- …жила, - говорил Астани, гремя ложкой о край посудины, - а вокруг обросла обманкой. Я возьмусь за неё завтра.
- Возьмёшься, если Имир позволит, - наставительно сказал Двилин. Этот был суеверен, а сегодня ещё и зол, неведомо почему. – Что у тебя за язык, Астани – хоть бери да зашивай тебе рот тоже.
Локи насторожился и полез ещё немножко наружу. О нём цверги говорили редко. Удовлетворившись, они будто забывали о том, что он вообще здесь, это могло пригодиться в будущем. И уж ни разу ни один из цвергов не ссорился с другим из-за него – не ссорился по-настоящему, конечно. Не считать же ссорой игру в камешки на то, кто будет первым, и пару зуботычин? Тем более что и Астани, и Килли потом отыгрались на нём и вполне примирились…
Впрочем, к Астани всё же стоило присмотреться. Локи разглядывал его и всё старался понять, отчего злится Двилин. Тот жевал, глядя куда-то в стену, потом бросил ложку и сказал:
- Фафнир, приберись тут.
Фафнир, весь чёрный от похлёбки, поднял на него изумлённые глаза и спросил что-то. Брызги полетели у него изо рта, и Двилин отодвинулся.
- Погляди, - сказал он, обводя рукой пещеру, - везде грязь. А ведь к нам вскоре явится Вирвир Длиннобородый.
Фафнир возмущённо забормотал что-то, отчаянно жуя и торопясь освободить рот, сделал гигантский глоток и, наконец, воскликнул сипло:
- Почему я? Я тут что, - он даже не нашёл подходящих слов и только фыркал, задыхаясь от возмущения. Потом его осенило, он ткнул коротким пальцем в угол, где лежал, затаившись, Локи. – У нас же есть кому!
Двилин поглядел в темноту и сказал с сомнением:
- Да ведь она еле ноги волочит.
- Доволочёт, - решительно заявил Фафнир и поднялся. Локи всем телом слышал, как он топает, и свернулся под своей неверной защитой, подтянув колени к груди на случай, если цвергу вздумается пнуть его сапогом. Фафнир не стал его бить, только дёрнул за уголок одеяла и сказал грозно:
- Поднимайся, ты, шлюха, да погляди вокруг. Из-за тебя в пещере не продохнуть от вони, так что поднимайся, дрянь, да принимайся за дело. В благом Асгарде тебя научили хоть чему-нибудь, кроме поганого колдовства?
- Что ты с нею говоришь? – удивился Фирен, подошёл тоже. Локи сжался в комок и глядел на них снизу, закрывая живот и готовясь в любой миг спрятать лицо в коленях. Это был, как он выяснил, единственный способ защититься. – Дай ей метлу и гони прибираться. Это дело женщин.
Локи чуть развернулся, закивал и поднялся, хватаясь за поясницу и всем видом выражая покорность. Прибрать разбросанные черепки, кости и обрывки ремней, щепки, промасленные тряпки, куски недоеденной еды и прочую дрянь – не самый страшный труд, и совсем не унижение, и уж во всяком случае куда лучше, чем корчиться под любым из этих ублюдков. К тому же в дальнем углу пещеры было озерцо, круглое и чрезвычайно чистое, всё в кружевных известковых берегах, и Локи давно уже мечтал добраться до него и вымыться. До сих пор ему позволяли это всего дважды, и он помнил блаженство ледяной воды, сковывающей тело и стягивающей кожу; наслаждение холода, усмиряющего боль и делающего его, Локи, похожим на кусок камня, безразличный и твёрдый.
- Ну, - удовлетворённо сказал Фафнир, ткнул Локи в бок и показал на самый грязный из углов. – Давай, начинай оттуда. Не зря же мы тебя кормим, в конце концов…
Локи едва не рассмеялся. Он бы непременно рассмеялся, не будь у него сшит рот, и, конечно, навлёк бы на себя ещё кучу неприятностей – если ещё могли быть дополнительные неприятности, - но только кивнул и пошёл, разыскивая метлу. Его кормили, надо же! Нет, это было смешно до колик в животе. Он, видимо, должен был быть благодарен…
Сгребая в одну кучу всю дрянь, что набралась на полу, Локи слушал обрывки разговоров и выхватывал из них всё, что могло пригодиться. Этот Длиннобородый мог быть шансом, нет, он должен был стать шансом, и Локи старался убедить себя в том, что иначе быть не может. В его судьбе было много рун, но не могло быть так, чтобы она окончилась тут, в грязи и холоде, в цвержьем подземелье, где было не продохнуть от копоти и рудничного газа, где блестящие щётки драгоценных камней соседствовали с дрянью, разбросанной по полу, где он, Локи, был заперт в женском теле с зашитым ртом.
Цверги, закончив отдыхать, снова собирались в дальнюю пещеру. Там была отрыта шахта, и там они неутомимо вгрызались всё глубже и глубже, превращая скалы в подобие гнилого сыра – сплошь в дырах и ходах, лабиринтах проеденных коридоров. Оттуда они возвращались с сумками, набитыми дорогими камнями, а порой Локи слышал, как гремят тяжёлые корзины, полные руды. Всё добытое цверги свозили в небольшую пещеру и сваливали как попало, и вновь уходили вниз. Локи привык считать цвергов великими мастерами, но это были какие-то другие цверги – может быть, что-то вроде рудокопов или угольщиков. Не потомки Ивальди, с которыми он договорился бы в два счёта даже и с зашитым ртом, не искусные кузнецы – нет, Один был не так глуп, чтобы продать его кому побогаче. Он отдал его сюда, в самую дальнюю и самую чёрную из пещер Свартальвхейма; отдал с расчётом на то, что Локи никогда не выйдет отсюда.
Иногда Локи не мог понять, отчего отец просто не убил его. Он ведь мог это сделать, и сделать с лёгкостью, но отчего-то не решился. Что это было, извращённое понимание отцовской любви или ещё один хитрый расчёт – этого Локи пока не знал. Но обещал себе, что узнает.
Задумавшись, он скрёб и скрёб облысевшей метлой по одному и тому же месту, и Астани, заметив это, подошёл и больно ткнул Локи в спину. Локи охнул.
- Ленивая дрянь, - проговорил Астани, - а я-то думал дать тебе новое платье.
Локи поглядел на него, и совершенно неожиданно даже для себя самого заплакал.

окончание в комментариях

---

15.01.2014 в 12:45

Пишет  YumiKoboyashy:

Warning!
Сейчас я буду фапать на йуного Томаса Уильяма Хиддлстона.



Признаюсь, он мне больше нравится в своём теперешнем возрасте не мальчика, но мужа, но и в ранней молодости он был тоже невозможно хорош.

С Лидией Фокс, партнершей по кэмбриджской постановке "Ромео и Джульетты".
Томас, где твои знаменитые скулы?



Marriage of Bette and Boo во время учебы в RADA, 2005 год.
Ну, тут уже теплее: роллтон на голове, страдальчески изогнутая бровь и пааааальцы!



Еще один студенческий спектакль - The Fool.
Что у него за роли были? Везде такой обалдевший взгляд.



Сериал "Пригород в огне". Странный очень сериал. Ну, британский такой.
На Томаса там авантюрная девица глаз положила.
Ничего удивительного, конечно, - он абсолютный наивный балбес.







Хомяк.

А здесь нарезка эпизодов с Томом из "Пригорода".

И страстный поцелуй.

Для Thor & Avengers Review

[L]YumiKoboyashy[/L] <a href="http://liyusha.diary.ru/p194689561.htm">фапает</a> на юного Тома Хиддлстона.

---

УМИР! УМИР!

14.01.2014 в 12:02

Пишет  Lulasyc:

Holy sh... I'm dead now ****
DEAD!

Чертова, стильная, сексуальная британская скотина!
Как он это делает? КААААК?!

---

15.05.2013 в 16:48

Пишет  Ice Truck Killer:

by Artmetica

+1

by Max Kennedy

---

11.10.2013 в 10:26

Пишет  Аня.О.:

С Пятницей! Всем чтива!

Название: Искусство требовать жертв.
Автор:  Аня.О. (Lady Malahite)
Альфаридер:  Irma~
Бета:  SWORN
Персонажи: Локи/Тони Старк
Жанр: Слэш, AU.
Рейтинг: PG-13
Размер: Мини
Дисклеймер: Не претендую ни на какие права, кроме права на адвоката.
Саммари:Исполнения своих прихотей можно возвести в ранг искусства...




Тело болело так, словно его смяли гидравлическим прессом, не извлекая из брони. Руки и ноги не ощущались, но это ещё ничего не значило: конечности могли просто занеметь. Во рту был отвратительный железный привкус, причем сильный, не от разбитых губ. Значит, внутренние кровотечения.

Старк прислушался к ощущениям. Лежал он явно не в обломках кирпичей и бетона, на грудь не давило ничего, кроме лёгкого одеяла. Брони на теле тоже не было тоже. Больница? Нет...

- Мы в придорожном мотеле. Ты в безопасности. - На лоб легла прохладная ладонь. - Постарайся не дёргаться.

Старк прекратил попытки пошевелить какой-то из конечностей, в большей мере потому, что всё ещё не был уверен в их целостности. Впрочем, в его состоянии не удалось даже приподнять веки. Да и не было в этом особой необходимости: он узнал голос. Локи, мать его за ногу, Лафейсон. Что ж, в его положении не оставалось ничего другого, как следовать совету: лежать и не дёргаться.
Прохладная ладонь переместилась на затылок и слегка приподняла голову. К губам прижалась стеклянная кромка стакана. Тони послушно сделал несколько глотков какого-то теплого варева, напоминавшего травяной чай, и снова провалился в беспамятство.

***

Когда он пришел в сознание в следующий раз, сил хватило на то, чтобы согнуть руку в локте и положить её на грудь, нащупав пальцами прохладный металл реактора. Глупо, конечно. Если бы они всё-таки добрались до реактора, Старк уже давно был бы остывающим трупом. Слишком настойчиво до него пытались добраться.

Железного Человека в очередной раз подвела самоуверенность: вломиться на базу Гидры, не дожидаясь подкрепления, оказалось не лучшей идеей. Силы были не равны, враги хорошо защищены и укомплектованы в некое подобие его собственной брони, что лишало Старка основного преимущества. Осознание того, что он попал в ловушку, оставило горький привкус на языке. С грустной усмешкой Тони смотрел на разворачивающуюся в его сторону энергетическую пушку, понимая, что не успевает ничего сделать.
Вся электроника вышла из строя после первого же залпа, броня превратилась в железную ловушку. При помощи подъёмника его, как банку с мясными консервами, потащили в лабораторию, где «распяли» на подобии операционного стола. Несколько манипуляторов с гидравлическими ножницами и дисковыми пилами стали настойчиво искать зазоры в костюме. Резкая боль пронзила тело сразу в нескольких точках.
Старк понимал, что самое ценное в его организме, с точки зрения Гидры — это реактор, и они будут добираться до него, продираясь сквозь доспехи. Потом, разумеется, изучат обломки костюма, если будет время. И сколько жизненно важных органов или конечностей Старк потеряет в процессе — это уже мелочи. Всё равно после извлечения реактора живым ему оставаться не долго.
Голова была повёрнута в сторону, и Железный Человек видел стол, на котором был «распят» ещё один пленник, удерживаемый энергетическим полем. В какой-то момент парень повернул голову, и Старк решил, что у него уже начались галлюцинации: его соседом по несчастью оказался Локи, сумасшедший асгардский бог, который, вроде как, должен был отбывать наказание в асгардской же тюрьме.

Шлем был всё ещё закрыт, но Железный Человек был готов поклясться, что для Локи это не было препятствием, чтобы заглянуть ему в глаза. Он почувствовал это: зрительный контакт, который связал их. Просьба. Обещание.
Превозмогая боль, Старк пошевелил пальцами, складывая их в нужную комбинацию. Электроника электроникой, но о старой доброй механике забывать тоже не стоило: она выходила из строя значительно реже, а правая рука как раз была удачно вытянута в сторону энергетической установки, питавшей ловушку трикстера. Снаряд попал в цель (не иначе, как вмешалась магия!), генератор взорвался, и сознание мягко уплыло в темноту, успев перед этим отметить, как начал рушиться потолок.

Вроде бы, всё.

Теперь он лежит в неизвестном мотеле, не в силах пошевелить конечностями, и полностью зависит от этого самого Локи.

Тихо хлопнула дверь. В этот раз удалось разлепить веки и приподнять голову. Мир сразу закружился в бешеном танце, к горлу подступила тошнота. Различить удалось лишь смутный тёмный силуэт. Локи что-то поставил на прикроватную тумбочку и присел на кровать. По комнате поплыл пряный аромат трав. На лоб снова опустилась прохладная ладонь.

Тони несколько секунд наслаждался этим ощущением, потом опять приоткрыл глаза. Хотелось задать кучу вопросов: от банального «Где мы? Что случилось?» до очень важного в его положении «Зачем ты меня вытащил?», но получалось лишь жалостно закашляться. Трикстер снова принялся поить его травяным чаем. Потом на несколько минут исчез из поля зрения, вернувшись, откинул одеяло и принялся обтирать лицо и тело Старка влажным полотенцем.

- Ты, видимо, хотел спросить, что произошло, после того как ты помог мне освободиться?

Локи продолжил методичные движения полотенцем, это было приятно. Старк отметил про себя, что валяется перед трикстером совершенно голым, за исключением бинтов, и что его это ничуть не смущает.
- Почти одновременно с рухнувшим потолком нам на голову свалилась команда Мстителей. Я как раз закончил разгребать завалы над тобой, и сцена перед ними предстала не очень однозначная: я, с обломком арматуры, склонившийся над твоим окровавленным телом... Я счел, что благоразумнее забрать тебя и вылечить, что бы потом ты, исполненный благодарности, мог сказать пару слов в моё оправдание. Мне, знаешь ли, нет резона ещё больше портить отношения с братом. Его молот и так чуть было не проломил мне череп, пока я тащил тебя.
- Почему... Почему просто... - Нашел в себе силы прохрипеть Старк.
- Почему я просто не оставил тебя там? - Локи отложил полотенце, приподнял Тони, поддерживая за плечи, и усадил так, что бы он опирался на его грудь. - Даже если бы рядом дежурила артель ваших лекарей, что маловероятно, тебя бы не спасли. А на меня повесили бы смерть ещё одного героя. Хотя и в прошлый раз я был не виноват, я просто защищался. Ладно, хватит разговоров. Пора пить лекарство.

В рот полилась какая-то вязкая дрянь, совсем не похожая на тот отвар, что Тони пил до этого. Давясь и захлёбываясь, Старк проглотил целый стакан этой гадости. Во рту снова появился навязчивый металлический привкус, желудок взбунтовался. Но в голове сразу прояснилось, а по мышцам словно разлился жидкий огонь. Тони с облегчением отметил, что все конечности присутствуют на своих местах.
- Что это? Что за дрянь? - Во рту словно открылся филиал свалки, желудок скрутило, но говорить в этот раз получалось без хрипов и стонов.
- Я же сказал, лекарство. Оно из моей крови.

Старка скрутил спазм, Локи неожиданно сильно обхватил его поперёк груди, прижимая своему телу, другой рукой зажимая рот.

- Терпи.

Тони несколько раз глубоко вздохнул и, убедившись, что его всё же не вывернет на дешёвые простыни, поднял руку и накрыл своей ладонью пальцы трикстера. Локи ослабил хватку и осторожно опустил своего пациента на подушки.

- Дай воды.
- Нельзя. - Покачал головой трикстер. - Потерпи, это лекарство спасает тебе жизнь.
- А побочные эффекты есть? - лениво усмехнулся Старк. - Рога у меня не отрастут?
- Рад, что удалось реанимировать твоё чувство юмора.

Локи взял что-то с тумбочки. Теперь Старк смог разглядеть что это было — керамическая ступка, в которой обычно растирали специи. Именно от неё и исходил травяной аромат.

- Лучше закрой глаза.
- Нет уж. Опасаюсь за свою девичью честь, знаешь ли.
- Поверь, вид у тебя совсем не товарный. - Усмехнулся трикстер и принялся разматывать бинты.

Старк почувствовал, как к горлу снова подступает тошнота. «Не товарный вид» - это было очень мягкое определение. Судя по всему, он не зря опасался за сохранность своих конечностей. Локи поднял на него зелёные глаза.

- Не волнуйся так. Шрамы украшают мужчину.

И принялся втирать какую-то жирную мазь в заживающие раны. Странно, но этот процесс почти не причинял боли, хотя зрелище было отвратительным.

- Подожди, пока впитается. Потом примемся за спину.
- Что? И спина тоже?..
- А как ты думал? Не знаю, кто эти ребята, но действуют они напористо.

Старк устало прикрыл глаза.

- Ты-то как к ним попал?
- У меня был небольшой тайничок поблизости от их бункера. Разные артефакты. Из тех, что послушные дети не показывают родителям и старшим братьям. - Локи грустно усмехнулся. - Так вот, я пришел навестить схрон, когда сбежал, а оказалось, что его уже кто-то обнаружил.

Трикстер немного помолчал.

- Попался глупо. Переоценил свои силы.
- Я тоже, - прохрипел Старк.
- Нет. - Локи внимательно посмотрел на своего пациента. - Ты попался из-за своей природной тупости и из-за того, что ты слабое бесполезное существо. А я — слегка переоценил свои силы.
- Как скажешь. - Старк тихо рассмеялся, сам не понимая, что его так веселит. Наверное, просто истерика от осознания того, в какой глубокой жопе ему довелось побывать.

***

Странно, но присутствие трикстера, ставшего внезапно для Старка лечащим доктором и сиделкой в одном лице, совсем не вызывало чувства опасности. Тем более, что самочувствие всего за пару дней с отметки «хуже некуда» улучшилось до «вполне терпимо». Раны затянулись, слабость почти отступила.

«Если бы Локи хотел убить меня или сделать ещё что-то похуже — уже сделал бы», - рассуждал Старк, рассматривая ажурную татуировку из рун вокруг левого запястья. Жаль, что такие отрасли знаний, как история или древние языки, его никогда не привлекали: при всём желании прочитать надпись или хотя бы примерно, узнать, что означают эти письмена, он не мог.

- Это какое-то изощрённое асгардское ругательство? - Спросил Тони у вошедшего трикстера. - Или тебе хотелось порисовать, а рядом не было подходящей поверхности?
- Считай это рабским клеймом. - Хищно улыбнулся тот. И глядя, на вытянувшееся лицо Старка, добавил: - Шучу. Это заклинание. Мне нужно было как-то привязать твою душу к телу.

Локи закатал рукав и продемонстрировал похожий рисунок на своём запястье.

- Всё было настолько плохо?
- Хуже, чем ты можешь себе представить.

Локи опустил на маленький столик пакет из супермаркета с продуктами и нехитрыми закусками из местной забегаловки.

- Отвратительная снедь, - асгардец сморщил нос.
- Почему ты всё ещё возишься со мной? Просто вызови мне скорую и отправляйся на все четыре стороны. Я поручусь за тебя и расскажу, как ты спас мне жизнь.
- Во-первых, наши, теперь уже общие, враги упорно нас ищут. Сам понимаешь, с грузом в виде тебя далеко уйти не удалось. Я натыкался на них много раз, когда выходил за продуктами или собирал травы. Я-то отвожу им глаза без труда, да и от погони оторвусь без проблем. А вот ты, оставшись один, без моей магической защиты, станешь лёгкой добычей. Во-вторых — ты должен пройти лечение до конца. Иначе все усилия пойдут прахом и раны откроются снова. Я срастил их слишком быстро, без моего лекарства организм не справится.

Локи собрал обед на поднос и поставил его Старку на колени. Тони осторожно поправил пластиковую посуду и поднял глаза на асгардца.

- Спасибо. За всё. Там, в бункере... Я не думал, если честно, что ты будешь меня спасать. Спасибо.
- Будешь должен, - усмехнулся Лафейсон.
- Буду, - согласно кивнул Старк. И продемонстрировал запястье с рунной татуировкой. - Только не забирай в рабство, пожалуйста.

Локи улыбнулся ему полусумасшедшей улыбкой, становясь на секунду таким, каким он был тогда, в Башне.

- А уж это как получится, Старк. Как получится.

***

Во всей сложившейся ситуации самым сложным испытанием оказались водные процедуры. Раны затянулись, и Старк уже почти хорошо владел своими конечностями, даже стоял на ногах, практически не шатаясь, но Локи всё равно отправился ему помогать. Почти пришедший в норму организм восторженно приветствовал своё выздоровление, весьма неоднозначно реагируя на чужие прикосновения.

- Это те самые «побочные эффекты», о которых ты спрашивал. - Прошептал на ухо Локи, водя намыленной губкой по груди Тони, осторожно опуская её ниже. От его теплого дыхания по телу Старка пробежала сладкая судорога, Тони застонал и обмяк в чужих руках, практически повиснув на трикстере.
- Ну-ну, - Локи, как ни в чем не бывало, продолжал купание. Потом завернул Тони в полотенце и понёс в комнату.
- Лучше бы отросли рога, - тихо пробормотал Старк ему в плечо, краснея от стыда.
- Ничего страшного не случилось. - Трикстер уложил его на постель и провёл ладонью по влажным волосам. Тони, не в силах сдерживаться, приподнялся на локтях и попытался дотянуться до его губ.
- Не стоит. - Локи отстранился. Лицо его мгновенно стало серьёзным и сосредоточенным. - Ты, помнится, не хотел в рабство.
- Это из-за чертовой татуировки?
- Да. Я связал нас. Если поддашься — завершишь связь.
- Я уже передумал насчет рабства. - Старк протянул руку и ухватил Локи за ворот рубашки, притягивая к себе.
- Решил расплатиться натурой? - Прошептал трикстер в его губы, улыбаясь. - Нет, у меня на тебя другие планы.

Лафейсон легко поднялся с постели, Тони с мучительным стоном рухнул на подушки.

- Купи выпивки? Если мне можно.
- Можно. Но, думается мне, твоё состояние станет только хуже.
- Не станет. У меня большой опыт пребывания под градусом.

***

Они пили дешёвый виски, выключив свет и лёжа в одной постели. Ветер трепал занавески на распахнутом настежь окне, комнату наполняло стрекотание сверчков и далёкий шум проезжающих мимо машин: окна удачно выходили в другую сторону от трассы. Локи что-то тихо рассказывал о путешествиях между мирами, о тайных тропах среди кромешной тьмы, о гроздьях созвездий, о фантастической красоте галактик и туманностей... Вся эта феерия закручивалась в голове Старка в ряды ровных математических формул. И они тоже были прекрасны.

- И зачем только тебе понадобился наш дрянной мир? - со вздохом прошептал Старк.
- Я всего лишь хотел вам помочь. Вытянуть вас из той трясины, в которую вы сами себя загоняете...
- Обязательно для этого было с нами воевать? - Тони придвинулся ближе и положил ладонь на грудь Локи.
- Не я воевал. Неужели не понятно? - Лафейсон накрыл его пальцы своей ладонью. - Вы заигрались с неподвластной вам силой, читаури пришли за источником этой силы... Я просто оказался у них под рукой. Не было бы меня — послали кого-то другого. И он не стал бы вас так изящно и ненавязчиво предупреждать о грозящей опасности, как я.
- Ах, так это было предупреждение? - Рассмеялся Старк.
- Разумеется. Предупреждение и лёгкая встряска. Вы вообще должны были меня благодарить.

Тони придвинулся ещё ближе и прижался губами к виску трикстера.

- Так, всё. Хватит. И вообще, тебе пора пить лекарство.
- Когда же это кончится? Опять глотать эту дрянь из стакана...
- Сегодня можешь выпить так...

Прежде, чем Тони успел что-то спросить, Локи прижался к нему всем телом, опрокинул на подушки и крепко поцеловал. Старк почувствовал во рту уже знакомый привкус крови. Комната закружилась, то ли от выпивки, то ли от одуряющего поцелуя, стрекот кузнечиков стал невыносимо громким... Из последних сил Тони вцепился в плечи трикстера, чувствуя, что проваливается в черную бездну, наполненную сиянием разноцветных звёзд и росчерком комет...

***

Утром с него, не церемонясь, сдёрнули одеяло. Старк завозился в попытках вернуть утраченное тепло.

- Локи, сволочь, верни на место... Сам спать не давал вчера...
- Какие интересные подробности. - Пропел насмешливый женский голосок. - Бартон, ты слышал?

Тони открыл глаза и резко сел на кровати. Наташа держала одеяло, Соколиный Глаз подпирал косяк у дверей, по комнате рассыпались агенты щита с оружием на изготовку. И все с интересом рассматривали лежащего на кровати Старка, по прежнему одетого исключительно в бинты и реактор.

- Не смешно. Совсем. - Поморщился Старк. - Романофф, верни одеяло.
- Подожди, ещё не все успели сфотографировать. - Улыбнулась Чёрная Вдова, швыряя в него одеяльный ком. - Так где, ты говоришь, Локи?
- Судя по всему, уже далеко. - Тони поднялся на ноги, с удовлетворением отметив, что может сделать это без посторонней помощи, и задрапировал одеяло на манер античной тоги. - И он не пытался убить меня, кстати. Он меня спас.
- Оно и видно. - Агент Романофф подошла ближе, бесцеремонно ухватив Железного Человека за подбородок и внимательно всматриваясь в его глаза. - Вроде, не под гипнозом. И даже не под кайфом. Только перегаром пахнет.
- Четыре дня назад он пах скорыми похоронами. - Бартон наконец отлип от косяка, пропуская покидающую номер группу захвата. - Его практически разрезали на части.

В подтверждение Старк стащил с плеча размотавшиеся бинты. Раны полностью срослись, но страшные шрамы ещё оставались.

- Что с тобой делали? - поморщилась Наташа. - Вытаскивали из костюма при помощи циркулярки?
- Сначала гидравлические ножницы, потом дисковая пила... Потом потолок рухнул.
- И как ты успел восстановиться за четыре дня?
- С божьей помощью. В прямом смысле.

***

Проснувшись на следующий день, Старк долго лежал в постели. На его памяти это был первый раз, когда он чувствовал себя неуютно в собственном доме. Самое главное, он не понимал причины, почему это происходит. Конечно, вчерашний день не доставил радости: Длительный перелёт, разговор «по душам» с Фьюри, ненавистные медицинские осмотры... Тони закрыл лицо руками и, стараясь успокоиться, глубоко вздохнул. Казалось, что кожа всё ещё пахнет травяным бальзамом Локи.

Локи...

Железный Человек со стоном перевернулся и уткнулся лицом в подушку.

Локи.

Побочные эффекты никак не прекращались. Только из чисто физиологических, похоже, перешли в расстройство психики. Хотелось обратно, в дешевый маленький номер, с жесткой скрипучей кроватью, самой лучшей на свете, потому что в номере она была одна, и каждый вечер Локи ложился рядом...

Тони ещё раз глубоко вздохнул, ловя ускользающие терпкие ноты аромата, и встал с постели. На автомате принял душ, намазал кожу вонючей мазью от шрамов, выпил горсть таблеток, любезно оставленных осматривавшей его накануне бригадой медиков Щ.И.Т.а. Старк так и не понял, вынесли ли они какой-то вердикт по поводу его волшебного исцеления, но, кажется, его самого признали вменяемым и не опасным. Вздохнув, Тони стал натягивать одежду: в гостиной собралась ожидающая его команда Мстителей.
С ребятами общаться было гораздо проще, чем с врачами. Старк даже немного отошел от своей депрессии, в очередной раз пересказал историю своего чудесного спасения, получил подзатыльники от всех по очереди и дружеские объятья от Роджерса и Тора.
Вечеринка была в самом разгаре, когда Старк зачем-то посмотрел на часы и вспомнил про руны на запястье. Они, как и шрамы, никуда не исчезли.

- Эй, Громовержец! Твой братец, кстати, немного меня разрисовал. - Старк закатал рукава. - Он утверждал, что это какое-то заклинание, а я подозреваю, что всё-таки неприличные слова... не переведёшь?

Увидев татуировку, Тор так сжал стакан в ладони, что он лопнул, а сам асгардец изменился в лице. Он схватил Старка за руку и потянул к окну, не обращая внимания на изумлённые возгласы. Рассмотрев рисунок, он немного помолчал, потирая лоб, словно собираясь с мыслями. В комнате стояла напряженная тишина.

- Что, всё-таки рабские кандалы? - Грустно усмехнулся Старк.
- Нет. - Глухо пророкотал Тор. - Это брачный ритуал. Локи на тебе женился.
- Какая прелесть. - Тихо хохотнул Тони, оборачиваясь к изумлённой публике.
- Но... Зачем? - Нашла в себе силы заговорить Наташа. - Это какой-то новый, изощрённый план?
- Он сказал, что это что-то вроде реанимации, что бы вытащить меня из клинической смерти.
- Не совсем так. - Тор устало облокотился спиной о стену. - Локи разделил с тобой своё бессмертие.

В комнате снова повисла напряженная тишина. Старк прокручивал в голове имеющиеся факты: спас, женился, судя по всему, значительно удлинил срок жизни, пообещал потребовать плату за спасение...

- Ладно, ребята. Вы чувствуйте себя, как дома, расслабьтесь, выпейте. Во-первых, он мне сам сказал, что ритуал ещё не завершен, так что может, само как-нибудь рассосётся. Во-вторых, как я уже говорил, Локи ни с кем не сотрудничал, ничего не затевал, хотел просто забрать что-то из своего тайника... Заначку короче. - Старк скрестил пальцы в кармане брюк. - Он ничего не замышляет, никаких коварных планов, я уверен. Правда, Тор?

Всё еще пребывающий в задумчивости Одинсон, рассеянно кивнул.

- Ну вот. Мне надо дать Джарвису кое-какие распоряжения. Буду минут через десять.

***

Джарвис искал Локи почти неделю. Старк освободил ИИ от всех других задач, ради этого отключив большинство полезных опций Башни и своего дома в Малибу, сам выполнял сложные расчёты и до минимума ограничил использование костюма. Джарвис просматривал все сводки полиции, ФБР, Щ.И.Т.а, а так же, в рандомном порядке записи с камер наблюдения по всей Америке и, наконец, засёк трикстера на кадрах камеры наблюдения в метро.
Ещё сутки Старк проверял информацию, потом открыл схему проезда в телефоне, выбрал наименее примечательный автомобиль из коллекции и отправился в гости.

***

Дверь дешевой съёмной квартиры никто не открывал. Тони покрутил головой по сторонам, извлёк из кармана несколько тонко заточенных отвёрток и полез ковыряться в замке.
Локи появился через час. Поставил бумажный пакет с продуктами на стойку, отделявшую кухонную зону от гостиной, извлёк из пакета две банки и пива и, не говоря ни слова, кинул одну банку Старку. Тот так же молча её поймал.
Некоторое время они разглядывали друг друга. Потом Тони отставил своё пиво и закатал рукав.

- Тор сказал, что это навсегда. Не важно переспали мы или нет.
- Пока мы не завершили связь, ты почти не тянешь из меня силы. - Отмахнулся Трикстер. - Да и при твоём образе жизни, я не удивлюсь, если ты скоро найдёшь стену, которую не сможешь проломить головой. И я останусь свободным.

Старк снова вздохнул и потёр виски пальцами.

- Ты сказал, что у тебя есть планы на меня. Что ты хочешь попросить за свою помощь?
- Я ещё не решил. - Лениво потянулся Локи.
- И всё же?
- Это зависит от того, что хочешь ты.

Тони оставалось только обхватить голову руками и тихо застонать.

- Мы с тобой вдвоём. Мы сможем управлять миром, да?
- Никаких военных действий в этот раз. Всё будет мирно. И практически честно.
- Тебе так хочется нами немного покомандовать?
- Старк. Ты же сам всё понимаешь: на сегодняшний день технологии опережают ваши знания и понимание ситуации. Вы опасны сами для себя. Сражаясь с читаури, вы заявили о себе, как о самостоятельном обороноспособном мире. Значит, эта битва была не последней. Постоянно защищаться и отражать атаки — не выход. Нужен кто-то, у кого есть опыт общения с другими цивилизациями.
- И ты, как богоизбранный правитель, возьмёшь это бремя на себя?
- Не я один. Мы с тобой, вместе. И, разумеется, приступим мы не завтра, и даже не через год.
- Отчего же ты уверен, что мы сможем изменить ситуацию к лучшему?
- Старк, нас с Тором тысячу лет воспитывали, как мудрых и справедливых правителей. Да, по брату это не очень заметно, и мы оба понимаем причины: не в коня был корм. Тор — воин, полководец... А я нет.
- Но я-то тоже не цезарь! Я — ученый, в крайнем случае — супергерой...
- Ты — символ. Тот, кого любят, обожают, кому доверяют и за кем пойдут. А я буду стоять за твоим плечом. Я слишком поздно сообразил, что именно этого и хотел Один от нас с Тором. Но всё ещё можно изменить.

Старк посмотрел на него долгим, изучающим взглядом.

- Ты боишься, что я обману тебя? Зачем мне это? Что бы ты не думал, я не жажду ни несметных богатств, ни власти... Я хочу реализовать свои способности. То, что во мне заложено. Тебе знакомо это чувство, Старк, по-другому быть не может.
- А если я всё же скажу «нет». Что тогда? О чем ты тогда попросишь?
- Тогда я ни о чем не попрошу.
- А так бывает?

Локи промолчал, глядя на него с улыбкой. Старк закрыл глаза и глубоко вздохнул. Легкий аромат трав.

- Можно ли научиться строить такие хитровыебанные комбинации? Или для этого надо родиться богом обмана?
- Я родился обреченным на смерть полукровкой, которого бросили умирать среди льдов. Всему можно научиться. И я готов тебя учить. Чему угодно. Для этого я и дарю тебе то, что раса людей ценит превыше всего: время.

Не открывая глаз, Тони слушал, как трикстер поднялся из кресла и подошел к нему, устроился у него на коленях. Старк положил руки ему на талию.

- Всё будет зависеть от того, что ты хочешь, Старк. И я сейчас говорю не о мировом господстве.

Тони положил голову ему на плечо, осторожно потёрся лицом о его шею.

- Ты говорил, что эти чувства — побочный эффект от лечения.
- Если он и был, то лишь пока ты пил моё снадобье. - Прошептал на ухо Локи, перебирая его волосы.
- Только один вопрос... Как ты думаешь, мы сможем дотянуть до Башни? Здесь как-то не уютно...

***

Лифт остановился на жилом этаже. Локи на секунду задержал дыхание: Старк уверял, что посторонних не будет и их «медовому месяцу» никто не помешает.

«Обманул, - подумал трикстер, глядя в глаза сводного брата. - Или сам просчитался, напыщенный придурок!».

Железный Человек, тем временем, оправдал своё звание супергероя и храбро встал между асгардскими принцами.

- Тор, остынь, мы...
- Я не собираюсь чинить тебе препятствия, Тони Старк, раз таков твой выбор. Я просто хочу поговорить с братом.
- Иди, Старк. - Кивнул Локи. - Я побеседую с дорогим Тором и найду тебя.

Тони внимательно посмотрел на них, медленно кивнул, и направился в сторону своих комнат. Как только он скрылся за поворотом, Тор сграбастал Локи за грудки и тихо прорычал ему в лицо:

- Ты не можешь не устроить представление, да? О, Небеса! Зачем было связывать вас со Старком? Зачем было подвергать его жизнь опасности?
- Остынь, Громовержец. Ты преувеличиваешь мои заслуги. - Локи высвободился из захвата. - Я ничего не устраивал. Лишь импровизировал в сложившейся ситуации. А связь нужна была, что бы спасти ему жизнь.
- Ты не врёшь? - Тор смотрел с недоверием. - Что теперь прикажешь делать?
- Мириться с отцом. Убеждать его наладить связи с Митгардом. Тогда он и позволит тебе жениться на твоей смертной.
- Ты так уверен...
- Митгард стал другим. Он будет полезен в качестве союзника. А что лучше всего укрепляет союз? Конечно династические браки и наследники.
- Но Джейн не принадлежит ни к какому знатному роду, как же...
- Династический брак уже сложился у меня, Тор.

Одинсон опустил руки и тяжко вздохнул. Локи осторожно приподнял его подбородок и заглянул в глаза.

- Всё складывается очень удачно, брат. Я проверил брачный ритуал, который нашел для тебя, теперь могу сказать, что он работает правильно. Я нашел повод помириться с отцом. Я придумал причину обосновать для него твой брак... Всё идет по плану. Я же сказал, что ты не пожалеешь о том, что помог мне сбежать.

***

Локи шел по коридору. Он уже прошел, не останавливаясь, несколько поворотов и закрытых дверей. Можно было, конечно, спросить дорогу у вездесущего невидимого слуги Старка, но трикстер не сомневался, что сам найдёт будущего супруга, без посторонней помощи. Он и раньше инстинктивно чувствовал этого странного смертного, сумевшего его заинтересовать. А теперь эта связь, подкреплённая разными ритуалами, стала совсем крепкой.

Старк стоял у огромного окна, вглядываясь в сгущающиеся сумерки за окном. Локи тихо подошел сзади и осторожно обнял его за плечи.

- Всё в порядке? - тихо спросил Тони.
- Да. Только мне придётся уйти на несколько дней.
- Они не... - Старк развернулся к нему лицом, вид у него был взволнованный.
- Нет. - Локи, увидев его реакцию, расплылся в довольной улыбке. - Тебе не о чем беспокоиться. Ты теперь мой муж и меня отпустят к тебе. Но нужно всё-таки объясниться с Одином. И отчитаться ему.

...Когда Всеотец впервые навестил его после возвращения в Асгард, сидевший под домашним арестом в своих комнатах Локи ожидал от него, всего чего угодно: упрёков, увещеваний, угроз и даже просьб о прощении и заявлений о своей неподдельной любви к приёмному сыну.
Не ожидал только, что Один с ходу устроит военный совет. И, как и прежде, словно между ними ничего не произошло, захочет узнать мнение Локи.
Опешивший Лафейсон проглотил все свои заготовленные речи: и обвинительные, и покаянные, и льстивые, и стал излагать факты, которые успел узнать о Митгарде.
Да, Митгард изменился. Да, они стали умнее и сильнее. Нет, прямой опасности для Асгарда сейчас не представляют. Но через несколько сотен лет, при тех же темпах развития — станут опасны. А что для Асгарда значат несколько столетий? Смешно.

- Если ничего не изменится в их мировоззрении, то мы рискуем получить новых Читаури. Только не пуганных и не битых. Завоевать нас они вряд ли смогут, но неприятностей доставят много.
- От чего ты уверен, что они пойдут войной на нас?
- От того, что однажды смогут это сделать. - Пожал плечами Локи. - Они истощают запасы собственного мира, медленно уничтожают его. Когда ресурсы одной страны подходят к концу, сильный идёт войной на слабого, и все остальные молча позволяют грабить, жечь, убивать... Отчего же не опасаться, что однажды они обратят взоры на другие миры?

Один молча хмурился, поглаживая бороду, и пристально смотрел на сына.

- Сильнейший из наших воинов, - продолжил меж тем Локи, - указал им путь к нам. Он сражается вместе с ними. Он проводит с ними много времени. Он влюблён в Митгард. Зная Тора, бьюсь об заклад, мидгардцы уже давно знают все его сильные и слабые стороны. А значит — и наши слабые стороны. Так почему же не предположит, что однажды какая-нибудь размолвка между нашими мирами не окончится войной?
- Тор не прислушается к этим словам.
- А ты? - Хмыкнул Локи.
- Можно ли как-то изменить ситуацию, не начиная войны?
- Можно. Раз и навсегда сделать Мидгард своим союзником. Это будет очень полезный союз. Для этого нужно объединить разрозненные страны в единый мир и поставить над ними своего правителя. В идеале — кого-то из отпрысков Тора, полукровку, что бы он считал оба мира своими родными.
- Ну, с этим-то как раз проблем не будет. - Крякнул Один, нахмурившись.
- Только Тору об этих намерениях знать нельзя: он сочтёт их неблагородными. - Рассмеялся Локи.
- И у тебя, конечно же, уже есть план, как это сделать?
- Есть. Правда, он весьма долгосрочный и если воплощать его, то нужно начинать уже сегодня. И тебе вряд ли понравится этот способ.
- Я пришел, что бы выслушать твоё мнение, Локи. Так что говори.

...Старк немного отстранился и Локи, прогнав прочь ненужные сейчас воспоминания, снова прижал его к себе, целуя и запуская руки ему под футболку. Тони тут же попытался перехватить инициативу, вызвав у Локи сдавленный смешок.
В этом был весь Старк: он всегда вел себя с Локи, как равный. Это и зацепило трикстера: друзья Тора смотрели на него свысока, подданные — с подобострастием, причитающимся асгардскому принцу, читаури — с отвращением и расчетливым блеском в глазах, мидгардцы — со смесью страха и ненависти... Его пытались унизить, поработить, запугать, сулили страшные муки или же горы золота, и только Старк предложил выпить, словно старому другу.
Лафейсон сожалел, что тогда не было времени принять предложение, но над ним тяготел контракт с читаури, а Локи привык заканчивать начатое. Но он пообещал себе вернуться позже.

Трикстер не кривил душой, когда разговаривал с Тором. Он не пытался ничем навредить Старку, лишь следил за ним, дожидаясь удобного момента: забрать, привязать к себе а потом уже разбираться. Локи был абсолютно уверен в одном: скучно не будет, и это станет его маленькой наградой за труды на благо Асгарда.

Хотя... Зависит от того, с какой стороны посмотреть. Локи предпочитал думать, что это Асгард помогает ему в исполнении желаний, ведь трикстер любил действовать с размахом: уничтожить целую расу, что бы обратить на себя внимание отца, завоевать целый мир, что бы заполучить парня, который ему нравился... Исполнения своих прихотей тоже можно возвести в ранг искусства, в конце концов.

---

10.04.2013 в 21:32

Пишет  Luren23:

Пощечина.

Автор: Лайрэ
Бета-соавтор: Laurelin
Персонажи: Хэл/Нед
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Психология, Hurt/comfort

Описание:
Хэл и Нед в очередной раз поспорили, и Хэл в приступе гнева ударил своего друга и возлюбленного. Он сожалеет об этом и готов попросить прощения. Но принцу не пристало просить прощения у своего подданного. Зато можно попробовать загладить вину другим способом...

1. Хэл

…Так бывает, когда неловким движением руки смахнешь случайно со стола хрупкую вещь, и только спустя некоторое время, понимаешь, что она разбилась безвозвратно. Хэл даже не успел сообразить, как это произошло. Словно на мгновение помутилось в голове. В глазах пульсировали красные точки бешенства, дыхание перехватило. Рука сама собой взлетела и опустилась. С такой силой, что не ожидавший столь бурной реакции Нед с трудом удержался на ногах.
О чем-то они заспорили в очередной раз, о каком-то пустяке. Обычная ироничная перепалка, когда они по обыкновению поддразнивали друг друга. Хэл обычно всегда выходил из них победителем – но может, просто потому, что Нед чувствовал, когда пора уступить. Так, чтобы не дать понять принцу, что не глупее его. А может и умнее, но вассал не может быть умнее господина, этого ему не положено. Но в этот раз Нед долго не уступал, отвечал на подковырки принца не менее метко и остро, и Хэл понял, что проигрывает. И самое болезненное – понял, что, наверное, и раньше всегда проигрывал – просто Нед ему поддавался. А сегодня заупрямился или просто забылся. Вот Хэл и сорвался. И залепил любимому пощечину, что называется, от всей души.
Голова от удара мотнулась в сторону, волосы упал на лицо, поэтому глаз его он не увидел… Того, что было в них в этот момент. И сразу испугался того, что мог увидеть. Испугался настолько, что это вызвало новую волну злости – больше на себя самого – и, потеряв остатки самообладания, Хэл заорал:
- Кем ты себя возомнил, дрянь? Забыл свое место? Шваль подворотенная, если я взял тебя к себе в подстилки, так ты сразу последний страх потерял?
Нед ничего не ответил, даже не поднял головы. Продолжал стоять согнувшись, держась за край стола, за который ухватился чтобы не упасть от удара. Медленно поднес руку к щеке и потер ее. От этого жеста у Хэла внезапно защипало в глазах, он развернулся и чуть ли не бегом вышел из комнаты, а потом и из дома.
И теперь он уже несколько часов бесцельно бродил по улицам, не решаясь вернуться. Ничего глупее не придумаешь – ему было страшно войти в собственный дом и встретиться с собственным любовником!
Даже мчаться в битве навстречу граду стрел было не так страшно. Да что там! Он даже рад был бы сейчас снова получить стрелу в лицо или в любое другое место. Он хотел бы сейчас быть тяжело раненным или опасно заболеть. Тогда Нед сразу простил бы его, сразу позабыл бы об этой нелепой случайности.
Можно было просто сделать вид, что ничего не произошло. Ну повздорили, с кем не бывает… Хэл зажмурился, борясь с охватившим его отчаянием. Все было не так. Не так. Если бы они были на равных, если бы накричали друг на друга, если бы Нед ответил ударом на удар, они бы могли об этом забыть. Но Нед не мог. Не имел права. Он перед Хэлом был беззащитен, а Хэл воспользовался своим превосходством самым циничным и подлым способом. То, что он прокричал в запале… на самом деле это было правдой. Для всех, кроме них. И пусть все в мире так думали, Хэл мог сказать – для меня это не так. Значит, все равно, что думает весь мир. Для меня ты не слуга, не изгой, не случайная прихоть. Для меня ты самый близкий и нужный человек. И это для него было правдой. И это все еще было правдой. Вот только Нед в это уже никогда не поверит.
Можно было все исправить. Тогда, в первый момент. Если бы он не поддался тому глупому страху. Можно было стиснуть в объятьях, зацеловать, вымолить прощенье. Пока Нед еще не успел осознать, что произошло. Сама по себе пощечина, это могло быть случайностью, Нед бы простил, но те слова… Но мало ли что можно наговорить сгоряча. Сколько раз ему приходилось выслушивать от собственного отца несправедливые обвинения и упреки в присутствии придворных и, что еще более унизительно, младших братьев. И ничего, он терпел и понимал, и даже жалел отца. И давал себе слово измениться и стать лучшим сыном… правда, всегда почти сразу же забывал об этом. Ему бы и в голову не пришло никогда затаить на отца злобу за его выволочки. Даже когда король однажды ударил его, он скорее испугался, до чего он его довел, чем оскорбился. Но отец – он это понимал всегда - все-таки его очень любил. И регулярно устраиваемые взбучки были тому подтверждением – значит, на него еще не махнули рукой.
Но ведь он тоже любил Неда. Он столько раз говорил ему об этом в пылу страсти. И это всегда было правдой. И никогда он не думал того, что высказал ему в гневе. Нед должен это знать, должен понимать!
Нед всегда был таким предупредительным и чутким во всем, что касалось их тайной связи. Ни разу не перешел невидимой границы на людях. Не дал ни малейшего повода кому-либо хоть что-то заподозрить. Даже сам Хэл не был настолько осторожен.
Он впервые задумался, что их ждет, если об их связи станет известно. Отец вряд ли переживет такой позор, а если переживет, наследником Хэлу уже не бывать – придется или бежать за тридевять земель, или постричься в монахи. Но Нед так легко не отделается... его почти наверняка казнят. А если это станет известно отцу, но удастся избежать широкой огласки… тогда Неда просто уберут как-нибудь тихо, и запретят даже упоминать его имя. Хэл постарался выбросить из головы дурные мысли. Ничего подобного никогда не произойдет. Просто потому, что он не может потерять Неда. Но что если... Хэл на секунду остановился, а потом быстрыми шагами направился обратно к Колд-Харбор. Его вдруг охватила паника при мысли о том, что он мог УЖЕ потерять своего возлюбленного. Что вернувшись домой, он не найдет там Неда. И никогда его больше не увидит.


2. Нед.


Нед, присев по привычке на край стола, продолжал машинально потирать щеку, хотя никакой боли от удара не почувствовал даже в первый момент. Только в голове было звеняще пусто, и в груди постепенно сжимался ледяной комок.
Нельзя было передать его удивления, обиды и горя. Эти три душевных состояния обрушились на него не сразу, а по очереди, именно в таком порядке. Сначала он был только удивлен - до остолбенения - и не верил даже очевидности. Когда очевидность сделалась несомненной, удивление сменилось обидой. Впрочем, обида - слишком слабое слово. Он был предан, оскорблен и унижен. А человек он был самолюбивый и гордый. Бедствия, которые он претерпевал до тех пор, нищета, заключение, не задевали его гордости, потому что были проявлением сил, совершенно ему посторонних. Но унижения он вынести не мог. А потом и удивление, и обида - все прошло, осталось только горе. Он никого не любил, кроме Хэла, и никого больше не мог полюбить. Оставшись один в тоске, он вдруг понял, что может потерять его навсегда. И по своей собственной вине.
«Забыл свое место!» А ведь и в самом деле - забыл. И ничего несправедливого не было в этом упреке. Слуги для того и существуют, чтобы срывать на них плохое настроение. И большинство из них ежедневно терпят еще и не такое. Ему не на что жаловаться, не на что обижаться. Да и права такого нет у вассала – обижаться на своего господина. Все нужно терпеть молча. И радоваться тому, что не выгнали вон. Он старался заставить думать себя именно так.
Но нужно было что-то изменить в себе, чтобы начать так думать. Как следовало бы. Как думают слуги. Что-то с собой сделать. Что-то переломить в себе всего один раз и навсегда. Просто заставить себя вырвать из сердца мучительно ноющую занозу – гордость и самолюбие. Чувства для вассала совершенно излишние. Беспокоиться нужно было не об этом. Не о своем мелком самолюбии, а о том, что будет дальше. Хорошо, если Хэл сейчас перебесится и остынет, но если остынув он решит, что его подданный и в самом деле слишком много себе позволяет? Если решит, что им вообще лучше не встречаться больше и по возвращении просто велит ему убираться ко всем чертям? Нед старался себя убедить, что этого не произойдет вот так сразу. Все-таки он нужен Хэлу. Ему так казалось. Хотя, если посмотреть правде в глаза – зачем он мог быть ему нужен? Он для Хэла просто каприз, это Нед понимал всегда. А их тайная связь – всего лишь острое развлечение на грани риска. И никак иначе он не должен понимать свое положение. Нед вспомнил, что крикнул ему Хэл только что, и ему снова стало больно. Но, – он заставил себя криво усмехнуться, – винить за эту боль он может только себя. И обижаться только на себя. Хэл просто назвал вещи своими именами. Любой другой на его месте давно бы так сделал. Хэл был с ним все же необыкновенно терпелив и деликатен. Он должен был бы больше это ценить, а не злить и не раздражать его. И поэтому, если Хэл сейчас вернется и вышвырнет его на улицу – где и подобрал – обижаться ему тоже придется только на себя.
И всему виной его длинный язык, который рано или поздно доведет его до темницы или до плахи, в этом Нед почти не сомневался. Он не очень беспокоился об этом, тюрьма так тюрьма, смерть так смерть. Но ему становилось жутко при мысли о том, насколько вся эта история может в итоге повредить Хэлу. Принцу Генриху. Будущему королю. Если хоть кто-то узнает… Нед глубоко вздохнул и отнял, наконец, руку от щеки. Вместо этого скрестил руки на груди и снова замер. Нет, этого не должно произойти. Наверно поэтому и к лучшему, что так все случилось. Хэл поразмыслит и поймет. Что не стоит больше рисковать. Что им лучше расстаться. Эта мысль была – как нож в сердце, даже в глазах потемнело. Но ведь на самом деле. Лучше. Но может, подумал Нед, цепляясь за соломинку надежды, может, для этого Хэлу не обязательно будет прогонять его совсем, только из своей постели. Конечно, когда он станет королем, тогда другое дело. Но ведь это будет еще не скоро. Так?
Он расслышал шаги Хэла на лестнице как всегда задолго до того, как тот появился в дверях. Поспешно встал и отвернулся к окну. Потом снова подошел к столу и начал суетливо что-то на нем передвигать, не в силах унять дрожь в руках. Не в силах заставить себя поднять глаза.
Хэл прошел через комнату и опустился в кресло у стола. Минутное облегчение и радость от того, что Нед никуда не делся, уступили место гнетущей подавленности. Что теперь? Делать вид, что ничего не случилось? Или все-таки извиниться?
- Нед, - окликнул он негромко. – Подойди.
Он чуть было не сказал «пожалуйста», но вовремя сдержался. Никогда раньше он не говорил так подобострастно, и теперь не нужно было опускаться до этого. Это прозвучало бы фальшиво. Нед приблизился, но вместо того, чтобы присесть по обыкновению на край стола напротив Хэла, замер у кресла, чуть ли не на вытяжку.
- Сердишься?
Нед дернулся, словно хотел поднять глаза, но не осмелился. Или не захотел.
- Нет, милорд.
Да, вот именно этого Хэл и боялся.
Этого покорно-смиренного тона. Головы втянутой в плечи. Ускользающего взгляда. Почтительного «милорд». Нед и раньше часто называл его так, но никогда это не произносилось с таким ледяным отчуждением.
- Обиделся! – это прозвучало неожиданно насмешливо, как издевка.
Нед вздрогнул как от нового удара и медленно покачал головой.
- Мне не на что обижаться. И я не посмел бы… ваше высочество.
- Тебе, кажется, нравится меня мучить, - сказал Хэл с досадой. – Нравится, что я чувствую себя виноватым.
Нед все-таки поднял глаза и посмотрел почти умоляюще.
- Я просто хотел сказать, что мне нечего вам прощать, и не на что сердиться. Я сам виноват во всем. Я слишком забылся.
Каждое слово было, как гвоздь в крышку гроба. Хэл сидел и грыз заусенец на пальце. Он вдруг понял, что Нед просто боится. Боится, что его прогонят. Значит вся их дружба, все то, во что Хэл успел поверить, было только иллюзией. Нед не друг, просто еще один подданный, который почитает своего принца и боится его. Но не доверяет ему. Не чувствует себя рядом с ним в безопасности. И значит – не любит. А если и любит – никогда не посмеет теперь этого показать. И даже если Хэл будет вести себя, как раньше, а Нед станет ему в этом подыгрывать, прежняя легкость в их отношениях исчезнет. Нед так и не избавится от напряженности и настороженности, будет постоянно ожидать новой вспышки негодования от него. Станет молчаливым и привыкнет прятать глаза. Для него самого эти отношения скоро станут пыткой. Неужели навсегда?.. Неужели их дружба была настолько хрупкой, что одним неосторожным поступком можно было навсегда разбить ее?
- Всего один раз, - сказал он тоскливо. – Всего один раз я не сдержался, обидел тебя. И все? Неужели после этого все кончено?
- Это был просто первый раз, - сказал Нед. Несмотря на внешнюю покорность в его тоне прозвучало упрямство.
- А если я дам тебе слово, что этого больше не повторится?
- И я не сомневаюсь, что вы его сдержите, ваше высочество, - сказал Нед с горечью. - Но разве мало других способов поставить на место зарвавшегося слугу?
Хуже всего было то, что Хэл понимал: Нед не шутит и не язвит. Он и в самом деле говорит то, что думает. Он считает его вполне способным отречься от всего, что было дорого, как только это станет неудобным. Да, он действительно на это способен. Избавиться от неудобного. От всего. За одним единственным исключением. Он с отвращением посмотрел на свою руку, которой нанес удар. Ему хотелось отрубить ее. Если бы этим можно было вернуть прежнюю улыбку и прежний взгляд Неда, он бы так и поступил, не задумываясь.
Хэл вдруг подумал о том, что уже совсем ночь. Если бы они не поссорились – сейчас наверно были уже в постели. Но сейчас, конечно нечего и думать о том чтобы... Хэл взъерошил волосы. А может об этом и стоит подумать. Может в этом и спасение. Он не знает, как выразить свои чувства на словах, но ведь есть и другие способы. Если бы они сейчас были в постели, он бы сумел убедить Неда, насколько тот ему небезразличен. Конечно, него нет необходимости ходить вокруг и подлизываться, как провинившемуся любовнику. Можно просто приказать. Взять свое по праву. Нед не посмеет ему ни в чем отказать. И не из-за страха, а из преданности. Он впервые подумал, а хотел ли Нед становится его любовником. Или он просто принял как должное, что тот ответил на его желание тогда, в первый раз, и это стало тайной частью их жизни с той ночи. Они никогда об этом не говорили, но они оба этого хотели. Он так думал. Или это только он, Хэл хотел этого, а Нед просто подчинился желанию своего будущего короля?
Хэл перебирал в памяти все ночи и все редкие дневные часы, когда они были близки. Нет, убеждал он себя, все было добровольно со стороны Неда, он ни к чему не принуждал его. Если бы для Неда это было неприятно, он бы понял. Наверное. Хэл вынужден был признаться себе, что как любовник он был частенько слишком нетерпеливым и эгоистичным, думал прежде всего о своем собственном удовольствии. А Нед просто никогда не посмел бы сказать, если ему что-то не нравилось. Он отдавался Хэлу и ублажал его как будто бы вполне охотно, но наслаждался ли он этим так же, как сам принц? Хэл впервые об этом подумал. Похоже раньше ему просто не приходило голову, что кто-то может не получать удовольствия, находясь с ним в одной постели. Но если дело только в этом, все поправимо. Он сможет быть самым предупредительным и нежным любовником, если понадобится.
- Нед.
Хэл подошел к нему, взял лицо в ладони заставил посмотреть на себя.
- Ты меня больше не любишь?
Нед снова отвел взгляд, попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой, губы задрожали, на глаза навернулись предательские слезы. Хэл порывисто прижал его к себе, обнял так крепко как только мог, погрузил пальцы в шелковистые волосы, поглаживая голову, слегка прикасаясь губами к впадинке за ухом, горячо шептал:
- Ну прости меня. Прошу. Пожалуйста. Прости.
Нед сначала продолжал стоять, как каменный, но потом словно бы оттаял. Глубоко вздохнул и прижался к нему, отвечая на объятие принца.
- Пусть все будет по-прежнему. Пожалуйста. Если ты меня любишь.
Хэл ласкал губами его шею, вдыхая такой знакомый, всегда опьяняющий запах. Нед откинул голову, словно приглашая принца к дальнейшим действиям. Медлить было невыносимо, но Хэл больше не собирался терпеть эту беспрекословную покорность всем его желаниям.
- Ты, может быть… не хочешь? Сейчас?
У Хэла смелости не хватило спросить, хочет ли Нед его вообще. Да и хотел ли когда-нибудь.
Нед улыбнулся уже теплее, обнял принца за шею и притянул к себе, свободной рукой растягивая шнуровку на куртке. Хэл прильнул губами к сладкой ямочке между ключиц и, теряя контроль, опрокинул Неда на стол, осыпая поцелуями.
- Дверь, - простонал Нед, делая слабую попытку высвободится из объятий.
- Да, сейчас, – Хэл и сам понимал, что нужно соблюдать осторожность и запереть дверь, но оторваться от любовника немедленно было за пределами его возможностей.
Все произошло очень быстро. Но чувство минутного наслаждения тут же сменилось чувством жгучего стыда. Собирался быть внимательным и нежным, а сам навалился, как насильник, подмял под себя… Взял то, что хотел и сразу, как всегда. А Нед снова довольствовался той ролью, о которой ему так грубо напомнили сегодня. Но он, кажется, к этому уже привык. Безо всяких эмоций на лице сполз со стола, пытаясь привести в порядок одежду.
Хэл жестом остановил его.
- Нет, ты лучше разденься. И ложись. А я запру дверь.


3. Самое главное.


Нед всегда исполнял то, чего хотелось его господину. Но сегодня Хэлу хотелось, чтобы любовнику было хорошо. А значит постараться должен он сам. Он с первых же минут понял, что и это может стать наслаждением – и даже большим, чем все испытанное до этого. Хэл и раньше знал, что у Неда совершенное тело – он сам был слишком жилистым и худощавым, но Нед был сложен, как божество. Но никогда раньше это совершенство не было столь желанным. Они так и не легли – стояли на коленях на кровати, так Хэл мог видеть Неда полностью, и полнее ощущать его. Ласкать и целовать его до тех пор, пока Нед не начал исступленно стонать и кусать губы, при этом выгибаясь навстречу его рукам в поисках новых прикосновений. Тогда Хэл развернул Неда спиной и заставил откинуться к себе на грудь. Самое трудное было не заспешить теперь. Он двигался медленно и плавно с прочувствованными паузами, слегка прикусывая, то шею, то мочку уха. Сдерживаться было все труднее, но Хэл напомнил себе, что он свое удовольствие уже получил сегодня. Теперь очередь Неда. Только когда любовник начал задыхаться и до боли сжимать его руки в своих, Хэл позволил себе ускориться. Хватило всего нескольких движений – и они вознеслись на пик блаженства почти одновременно.
Нед всхлипнул и обмяк в его объятьях, не в силах даже отвечать на самые жаркие поцелуи. Хэл в изнеможении опустился на подушки, увлекая его за собой. Прикрыл глаза, медленно приходя в себя, восстанавливая дыхание и рассудок.
Он никогда не думал, что ему самому будет так необыкновенно хорошо от этого. Никогда раньше не испытывал такого острого наслаждения как в этот раз, когда Нед так сладостно дрожал в его объятиях и цеплялся за его руки с отчаянием утопающего.
Теперь ему больше всего хотелось полностью расслабиться и заснуть, прижимая к себе еще разгоряченное тело возлюбленного. Но когда эйфория несколько развеялось, Хэла снова начало грызть беспокойство.
- Тебе понравилось сегодня? – шепнул он.
Нед хотел ответить, что ему нравилось всегда, но сил хватило только на то, чтобы кивнуть.
Хэл поцеловал его в шею около уха.
- Если хочешь, так будет каждый раз. Ты только не сердись на меня.
Нед с трудом разлепил ресницы.
- Я не сержусь, - сказал он.
- Я не только про сегодняшнее. Я подумал... Что даже не знаю, хотел ли ты становится для меня тем... Чем стал. Нужно ли это тебе. Или ты предпочел бы остаться моим другом.
Нед помолчал, как будто размышляя, потом ответил:
- Мне это по душе. На самом деле. Но... Я не стал любить вас больше после того, как мы стали спать вместе. И не стану любить меньше, когда это кончится. Мне достаточно просто быть рядом с вами. Или хотя бы просто видеть вас. Или просто знать, что вы есть.
- МНЕ этого будет недостаточно, - возразил Хэл. – Я хочу быть с тобой как сейчас. Как сегодня. Но ты не думай, что мне от тебя нужны только плотские утехи. Захоти я - всегда мог бы найти кого-нибудь. Я никогда не спал с другими мужчинами кроме тебя. Я даже не помышлял об этом… пока не встретил тебя.
Он надеялся, Нед поймет, что это значит. Но тот продолжал хранить молчание.
Хэл вздохнул и договорил:
- Мне нужен именно ты, а не кто-то другой. Мне нужно знать, что ты принадлежишь мне... Не только телом, но и душой.
- Это так и есть, - ответил Нед спокойно.
- Тогда скажи, что простил меня.
- Как я могу вас простить, милорд, если не считаю вас виноватым в чем бы то ни было? Скажи я, что прощаю, это было бы ложью.
- Я считаю себя виноватым. Я был неправ. Я хочу признать это, попросить прощения и жить дальше с легким сердцем. Или мне в этом отказано только потому, что меня угораздило родиться принцем?
- Вы не могли быть не правы, - сказал Нед с внезапной жесткостью. – Владыки не ошибаются. Вам быть королем. А короли всю жизнь делают то, что правильно, а не то, что хотят или не хотят.
- Не хочу я, чтобы ЭТО было правильно, понимаешь? Не считаю я это правильным. Ты не можешь меня простить, потому что считаешь меня своим господином, который не может быть виноват. А я не хочу себя прощать, потому что чувствую себя виноватым. Так кто же простит меня? Мне так и чувствовать до конца жизни… эту вину?
Нед грустно улыбнулся.
- Вы забудете об этом гораздо раньше. Как и обо мне. Как только перестанете во мне нуждаться.
- Никогда я не перестану в тебе нуждаться.
- Скорее, чем вы думаете. Вы правы были, когда сказали, что я забыл свое место… Для меня самого будет лучше помнить, что это не навсегда. Чтобы потом было не так больно. Я и раньше… изводился от страха, что когда я вам надоем и вы меня прогоните… Что тогда со мной будет. Но заставлял себя забывать об этом. Так нельзя было. И сегодня я понял, что этот страх ненапрасный.
- Как раз таки напрасный… Нед!
Но Нед уже отвернулся и снова прикрыл глаза, словно вконец утомленный бесполезным разговором.
Значит, так оно и будет всегда. Это то, на что от рождения обречены короли и принцы, НАСТОЯЩИЕ короли и принцы – всю жизнь нести чувство вины, всю жизнь расплачиваться за минутную несдержанность, за каждую случайность, за каждый неосторожный поступок. И никто не избавит их от этого, ни у кого нет права прощать королей. Как же он сможет это выносить… всю оставшуюся жизнь?
Хэл тяжко вздохнул. Нед, который, казалось, уже заснул в его объятиях, тут же открыл глаза, глянул вопросительно.
- Я просто подумал, что даже если принцу приходится так расплачиваться за ошибку, то король и вовсе не имеет права совершать их, - пояснил Хэл. - Неужели мне предстоит такая жизнь?
Нед вместо ответа поцеловал его в губы долгим ласковым поцелуем. Потом посмотрел ему в глаза с такой любовью, что ее хватило бы и на десять жизней.
- Вы позволите мне… Остаться вашим слугой… потом? После того, как станете королем? Не на людях, хотя бы втайне от всех. Или я слишком о многом прошу?..
Хэл потерся носом о его плечо.
- Хочешь, это я стану твоим слугой? Втайне от всех?
Нед не отозвался на его шутку. Впрочем, это было шуткой только отчасти.
- Я буду рядом, пока вы этого хотите, - добавил Нед. - Но когда я вам надоем… Я ничего не смогу сделать. Пока мы вместе, мы можем притворяться, что мы равны… Но не тогда, когда вы решите от меня избавиться. Поэтому не стоит притворяться уже сейчас. Но если вы хотите – я буду.
- Я не хочу притворства, - тихо и тяжело сказал Хэл. – Я хочу от тебя веры в меня, веры в то, что я тебя не брошу. Не прогоню. Я хотел бы, чтобы ты это знал.
- Я бы тоже хотел это знать, - вздохнул Нед. – Но это не самое главное.
- Что же главное? – спросил Хэл.
- Главное, - Нед вдруг улыбнулся и в глазах у него заиграли прежние лукавые искорки, - что прямо сейчас, мой сладчайший принц, вы принадлежите мне и только мне...